Молодо выглядеть

В кинотеатре «Пионер» показали «Серсо» Анатолия Васильева. Легендарный спектакль, который в конце 80-х объехал полмира, а не только пол-Европы. В 1937 году МХАТ отпустили на гастроли в Париж с важнейшей идеологической миссией – театр должен был показать преимущества советского искусство, равного которому нет и быть не может. «Серсо» - пример совсем иной: спектакль Анатолия Васильева открывал западной публике глаза на человеческое содержание театра, проломившего дыру в «железном занавесе», впрочем, тогда уже непрочном. Впрочем, и в этот раз преимущества советского театра снова были очевидны, поскольку такого театра у них там не было. Тем сокрушительнее были триумфы.

Васильев – это было известно – давно уже замыслил смонтировать фильм из записей, сделанных в 1986 году на малой сцене Театра на Таганке, на «живом» спектакле, со зрителями. Сегодня такие вот сюжеты – в моде: в прошлом году в нескольких московских кинотеатрах показывали спектакль Лондонского Национального театра «Франкенштейн», снятый между прочим самим Дэнни Бойлом. Публика в зале, обычная, купившая билеты. В этом «кинотеатральном сезоне» Национальный театр отпустил в мировой прокат свою недавнюю премьеру – «Люди». Васильев – снова на волне моды, хотя случай его – особенный, о моде он точно не думал, но показ, устроенный в кинотеатре «Пионер» собрал хороший зал. Марлен Хуциев, Александр Зельдович… Театральная публика, многие, конечно, видели и помнят тот спектакль, который прочно – с тех самых пор занимает место в ряду главных театральных событий прошлого столетия. Васильев ведь вряд ли думал тогда, что эта съемка, кажется, с четырёх камер, потом пригодится для такого вот кинотеатрального проекта и даже, возможно, кинопроката, - фрагментов «Серсо» можно «настричь» немало, - забей в поисковой системе: «Васильев, Серсо» - и вот они, посыпались, много. В первой пятерке – пятиминутный ролик с потрясающим крупным планом Альберта Филозова.

Анатолий Васильев – из тех, режиссеров, рядом с которым становились великими. Чуть было не вырвалось: легко было стать великим. Легко не было. Великими становились. Собственно, Васильев этим спектаклем сделал великим Виктора Славкина, точнее сказать – подтвердил несомненное его величие, ведь начало было положено первым их спектаклем – «Взрослая дочь молодого человека». Назвав Филозова, который – тут хочется повторить, хотя неясно для кого – для читателя или для себя, пишущего? – в спектакле, на сцене, взятый крупным планом камеры, этот крупный киноплан выдерживает, 10, 20 секунд… Кажется – минуту, а может и дольше, и в эту минуту ты успеваешь сойтись с ним мыслью и начать двигаться этой мыслью дальше вместе… Игра в серсо. В обруч, который особой палочкой подкидывается в воздух и затем ловится на ту же палочку, игра, заброшенная на даче, а на самом деле – безвозвратно оставшаяся в другой жизни, где и дачи были другие, и дачники. После того, как отзвучал звук лопнувшей струны и, позабыв о Раневской, счастливо поделили ее огромный участок на дачи и до того, как новые звуки обозначили и «отбили» новые трагические обстоятельства места… времени… и образа действия.

Читают Блока: «Так сейчас не пишут!» - на что мгновенно, как пойманное шпажкой кольцо: «Так сейчас не любят!». Если шляпа – на голове у Алексея Петренко, так – «борсалино». Ах, «борсалино»!

Свой спектакль «Серсо» Васильев превратил в видео-арт, видеоинсталляцию – то и другое будет верно: картинка вдруг отступает на второй план, выводя на первый – слово, реплики, которые элегантными буковками заполняют вдруг всё пространство экрана. Мастер игры, Васильев слово делает полноправным героем, вводя его в кадр. Васильев слову верит, для него, громовержца, еще памятно, как «Солнце останавливали словом,Словом разрушали города..».

Три серии. Антракты, в которых публика, точно в театре, расходится не спеша. Когда камера "замечает" зрителей, в зале с удовольствием узнают знакомых - Хржановский... А это же - Дадамян, Геннадий Григорьевич! Точно он... Он - с той стороны дачной конструкции, выстроенной Игорем Поповым, мы - с этой. Между нами - деревянная дача, актеры и 25 лет.

В титрах – В.Клименко, по-нашему – Клим – обозначен монтировщиком, а Владимир Берзин – ассистентом режиссера. Юхананов – кажется, тоже ассистент. Чуть высокопарный текст в первых строках – титрах посвящения, в финале все разряжается авторской же иронией – знаменитой загадочной полуулыбкой Васильева: спектакль ведь назывался «Серсо, или Мне сорок лет, но я молодо выгляжу», а под занавес Васильев замечает: нам 70 лет и мы молодо выглядим… В том фильме-спектакле, кстати, многие актеры – ровесники той истории. Им сорок лет… Джаз танцуют так, что скоро ловишь себя на том, что уже давно сидишь и отстукиваешь то ли костяшками пальцев, то ли ногой этот заводной и заразный ритм.

Какие же они все потрясающие. Нет, тут не сентиментальные глупости: как молоды они там, как хороши, как свежи… Нет. Они потрясающие – навсегда, вот что самое главное, что вытащил из этой истории Анатолий Васильев. Людмила Полякова в какой-то недавней передаче рассказывала, как они сплясали джаз на руинах империи и как в Роттердаме, кажется, их 20 минут их не отпускали со сцены, и они уже не знали, что делать, ведь в театре бисов не бывает… Джаз-бэнд, у каждого – свой сольный выход, и постоянная готовность к тому, что камера, глаз зрителя, может выбрать тебя и следить за одним тобою. Ты (каждый) – в ответе за всю музыку. За всю историю. Про эту заброшенную, ненадолго ожившую и вот-вот – снова заколоченную дачу.

Альберт Филозов – потрясающе разнообразный в молчании. Юрий Гребенщиков. Петренко. Щербаков. Андрейченко…

В какой-то момент Васильев выбирает кадр, в котором одна большая голова перекрывает другую, а ты ловишь себя на том, что знаешь, видишь глаза – и одного, и другого. Фокус-покус. Иллюзия театра. Даже спички Васильева не подводят – загораются когда нужно и не гаснут, пока в них надобность не отпадет. Что же – это не новость: Васильеву и голуби послушны, когда выпускал их на сцену, они оправдывали его доверие и не гадили.

«Жизнь – сначала кружево, а потом – лоскуты, лоскуты…» - всё точно, спорить было бы глупо. Хотя Васильеву вот – удалось ведь это кружево снова сплести.