Ольга Галахова
Александр Балуев и Александра Захарова в спектакле «Небесные странники». Фото ИТАР-ТАСС
Дымов (Александр Балуев) из «Попрыгуньи» встречается у Захарова с Песоцким Сергея Степанченко («Черный монах»), сам Черный монах (Дмитрий Гизбрехт) является попрыгунье Ольге Ивановне (Александра Захарова). Хористка из одноименного чеховского рассказа прибегает с шантажом по поводу своего неверного мужа к Попрыгунье. А начинает представление стая людей. Группой они застыли с жестом просьбы перед птичьим царем Удодом (Сергей Дьячковский). Эта стая словно сошла с росписи древнегреческой амфоры, сохранив пластику движения в профиле. Удод – говорящая голова в буквальном смысле этого слова. По ходу спектакля эта голова будет появляться в разных точках пространства. Стая просит у царя крыльев, которые без проволочек получает. У Аристофана горожане просили земли райской и сошлись на территории между небом и землей. Таково пространство, предложенное учеником Олега Шейнциса Алексеем Кондратьевым, которое перерезают строгими линиями геометрии балки. Они то неоново светятся в темноте, связывая мир земной с миром небесным, то обозначают ателье Рябовского (Виктор Раков), сад Песоцкого, дом Дымова.
Захаров позволил себе свободную канву театрального сюжета, чтобы довериться своей интуиции, своим воспоминаниям. Стройные захаровские построения, к которым Марк Анатольевич приучил в «Ленкоме» и публику, и артистов, уступили место рефлексии, выражаемой не напрямую, а ассоциативно. Иронию, в которую, как в кокон, заворачивался зачастую Захаров, не желая открывать своего сердца, он не отменил, без этого Захаров не Захаров, но позволил себе неожиданно в сложно построенном зрелище и прямые сердечные высказывания, и самоанализ себя прежнего, своей позиции по мироустройству. Он не побоялся выставить на своей ладони сердце, чтобы его клевали вороны, сообщить миру простые, но прожитые мысли. Этот спектакль подводит черту под прожитой жизнью, а не только спектаклям прежних лет.
Когда Черный монах, балансируя на наклонной балке, ведет разговор с Дымовым, почему-то вспоминаются "Бесы" Достоевского из его спектакля «Диктатура совести». Когда царь Удод возвращает птиц на землю и они превращаются в друзей Ольги, в стаю при салоне, то в Захарове просыпается сатирик, только не острый, а печальный. Эти разговоры об искусстве, в которых никто ничего не понимает, а группка просто свивается в уютный кружок для самопрезентации, этот Рябовский Виктора Ракова – отменный циник, ничем не брезгующий, продолжатель дела Глумова новейшей формации, – все это пошлая мишура. Глумов хоть дневник писал талантливо, а этот, показывая на стаю, высокомерно заявляет, что подпитывается дилетантами. Кажется, он их обворовывает. Он сам ничего нарисовать не может. И Ольга Ивановна Саши Захаровой в мехах, жемчугах попадает в эту среду, желая вести светскую жизнь, вообразив себя человеком искусства, но на самом деле спутав образ жизни с жизнью. Она смешна в своих потугах быть человеком искусства. Захарова пользуется легкими штрихами иронии, ее Попрыгунья не характерная героиня, красок маслом тут нет и в помине. К ней придет прозрение, раскаяние. И ее разговор с монахом станет той точкой спектакля, через которую Захаров выскажет свои думы напрямую, без обиняков. В этой сцене мы слышим слова об умершем муже Дымове, который не любил стада, ничего не боялся. «Умереть – выйти из времени, но это не означает исчезнуть», «прошлое время придумали недалекие люди», «жить надо в радости» – вот о чем говорит Ольга Ивановна с монахом. Захаров в спектакле осуществляет ревизию чеховских постулатов. Нет прошлого, нет будущего. Преступно жить будущим, принося себя в жертву. Надеяться, вместо того чтобы быть в каждую секунду своего существования, ценить мгновения жизни, а не трудиться во имя неизвестного завтра.
Доктора Дымова Александр Балуев играет мощно, строго и сердечно. Чего стоит первое его появление в салоне имитаторов от искусства. Его пластику корректирует жена, складывает то так, то эдак руки, но Дымов в результате этих манипуляций чувствует себя еще большим медведем и хочет сбежать, держит неловкие паузы и умоляющим взором смотрит на жену.
Черный монах является как собеседник к Песоцкому и Дымову, потому что только они надрываются в честном труде в пространстве, где не нужен труд. Захаров словами монаха постулирует простые истины: «Брать боль на себя и не бояться непоправимостей». Разделить боль с ближним, помочь переплыть трудные минуты жизни родному существу, уметь сострадать, и тогда мир станет сердечнее, – ведь это так просто, но вот не живем ведь в радости, и не готовы к опыту боли ни своей, ни чужой.
