Дарья Курдюкова
Суровый реализм Никонова не всегда так уж суров. Деревенская сцена. Павел Никонов. 2003.
Предоставлено пресс-службой Галереи «Ковчег»
Ни один разговор про Никонова не обойдется без того, что его «Геологи» 1962 года вошли во все хрестоматии, превратившись в одну из программных работ «сурового стиля», который стал реакцией на прилизанный и беспроблемный соцреализм. Но не всегда говорят, что художник хотел свою работу смыть. Показав ее на выставке 30-летия Московского союза художников, он получил не только споры критиков, рассмотревших или не принявших новый язык «Геологов», но и отповедь Хрущева. Охристо-сероватую, плоскостную и условную, как монументальный эпический фриз, нерадужную картину генсек счел (как и «Плотогонов» другого «сурового», Николая Андронова) принижающей реальность. Сегодня обе работы висят в Третьяковке. «Геологи» сохранились благодаря Таиру Салахову, тоже человеку «сурового стиля». «Я положил на пол и хотел залить ее, потому что мастерская маленькая, денег не заплатили, подрамников и холстов нет, – рассказывает Никонов, – а он в это время пришел и говорит: «Сними, отдай мне», – я и отдал. Он привез ее в Баку, и некоторое время она хранилась у второго секретаря ЦК Елистратова, который повесил ее на даче. Он вообще очень поддерживал художников». Никонов давно уже получил звание народного художника России и Госпремию, он член президиума РАХ, но это как будто и не совсем важно – жить художник предпочитает в деревне Алексино.
А акварельный, тот самый «геологический» эскиз открывает нынешнюю выставку. После этой отправной точки – как в жизни художника после «сурового стиля» была группа «Девять», в которой он работал вместе, например, с Владимиром Вейсбергом, было преподавание в Суриковке, которое он оставил лет семь назад, поняв, что этап пройден, – стремление быть разным, умение начинать сначала и пробовать по-иному.
Об этом выставка. Длинный путь с подлинным желанием искать и свободой не умещаться в рамки какого-то стиля. Поэтому в самом начале – «Портрет сына» еще 1956 года – с абсолютной осязаемостью пухлого детского лица и вместе с тем с какой-то почти репинской моделировкой формы, с вниманием к разноцветными мазкам, собрание которых лепит образ. Вспомнишь, как будущий нонконформист Оскар Рабин немногим раньше тоже писал портрет сына – сходный по отношению к форме и столь же отличный от жесткой, даже мрачно-гротескной живописи, что начнется у него спустя несколько лет. Это чуткость к традиции, зная которую двигались вперед. У Никонова появится серия среднеазиатских этюдов, то легких и напитанных светом, то темных, с «тугими» линиями пейзажей, похожих на стиль Александра Древина. У него есть пастозно написанные разделанные туши, откликающиеся на известную картину Хаима Сутина. Или «Натюрморт с бумажной салфеткой», где столешница развернута на нас, как то делал Давид Штеренберг (впрочем, в остальном они совсем разные), а ведь Штеренберг был одним из открытий той самой Манежной выставки 1962-го.
За базовыми, без изысков, сюжетами (разве что в «Пейзаже с космонавтом» мелькнула фантасмагоричность парящей в небе фигурки, как пуповиной привязанной к космическому не кораблю даже – кораблику) – натюрморты, портреты, пейзажи, высохший колодец – есть кое-что еще. Эмоция, пробивающаяся через колорит. То светоносный, когда в 1969-м он писал море, взаимно отражавшееся с небом, и вместе они бросали тонкие отсветы на белую хижину, в тени которой притулились двое. То вдруг тягостное немногословие бурых оттенков в «Натюрморте после пожара» или просто в оконной раме. На свет белый вытащили даже неоконченные вещи, где видно, как он работает с цветом, решает – вопреки эпохам и стилям – чисто живописные задачи.
Художники-шестидесятники были необходимой, не давшей прерваться художественной традиции альтернативой, сегодня их знают, хотя вместе с тем это поколение не то чтобы потерянное, но оно недоизучено, недовостребовано. По словам куратора Игоря Чувилина, «Никонов – ярчайший представитель левого МОСХа, но он не попал в список нонконформистов, поэтому, когда возник интерес к этому периоду, к Никонову не было такого внимания, как к тем, кто открыто противостоял официальному искусству… В какой-то момент, в том числе и с нашей подачи, возникла идея ярмарки искусства XX века, которая года два или три просуществовала в ЦДХ, но не выжила, потому что там стал доминировать соцреализм».
Никоновские «Геологи» были героями своего времени. Сам он считает, что «сегодня жизнь требует того же. Против нынешнего неомодерна, который призывает видеть в искусстве утеху, оно должно протестовать, опять утверждая суровость жизни… У меня давно было желание переписать «Геологов» на новый лад, потребность в социальной проблематике сейчас по-настоящему актуальна». Тогда и теперь зрело ощущение гнетущей серости, когда жилось вопреки. «Тогда и теперь» – про живописную материю, сквозь которую проступает цвет времени.
