Дарья Борисова
Герои «Дяди Вани», какими их увидел Андрий Жолдак.
Фото с официального сайта фестиваля «Золотая маска»
За Чехова берутся всюду. Порой видишь таких трех сестер, дядь Вань, привезенных с другого конца света, что узнаешь их лишь благодаря знакомому тексту. В интерпретации Жолдака «сцены из деревенской жизни» тоже, конечно, выглядят оригинально. Действие сосредоточено вокруг бассейна, на выходе из сауны. Периодически доносится шум волн – то есть где-то рядом море. Теща профессора Мария Васильевна и няня Марина – один персонаж. Рефлексии героев по поводу житья в российском болоте переведены в регистр рефлексий универсальных, экзистенциальных. Жизнь – вообще болото (финны не хуже нашего знают, что такое засасывающая топь). Да и дядя Ваня в этой истории не главный. Так, долговязый чудик с безумным взглядом. Ноет и жалуется, но никому до него нет дела. В спектакле Жолдака главные – женщины. Полные нерастраченных страстей Елена Андреевна и Соня тут словно и не чеховские героини, а женщины из пьес Ибсена, Стриндберга. С другой стороны, подмены Жолдак не совершил; сверяешь его видение героинь с источником и понимаешь, что все это у Чехова есть. Есть женщины, чья природа взывает к свершению элементарного жизненного цикла, но обстоятельства не позволяют этому циклу свершиться. Вот они и маются, и томятся, и соперничают за расположение альфа-мужчины.
Оттолкнувшись от замечания чеховского Войницкого, по которому в жилах Елены течет русалочья кровь, Жолдак свою Елену в иные моменты выводит натуральной русалкой. Красивая, статная актриса Криста Косонен натягивает блестящий тряпочный хвост, застегивает молнию – и бултых в воду! Там она вьется, изгибаясь, сверкая нашитой на хвост чешуей, соблазняет доктора Астрова – крепыша в высоких охотничьих ботинках. Потом, перед объяснением по поводу Сони, русалка Елена мечется в воде, поднимая хвостом красивые фонтаны, избывает волнение и предчувствие признания. Метафора прямая, простая и убедительная: вода – стихия, туда можно нырнуть и дать выход инстинктам. В свободное от водных процедур время русалочий хвост профессорши висит в шкафу, в полиэтиленовом чехле.
Елена Кристы Косонен полна нескрываемого желания, но грубые определения к ее героине не вяжутся. Очень уж она несчастна со своим нервным мужем-старичком. Очень хочется настоящей жизни, половодья чувств, но плавать приходится на мелководье. Дурацкий дядя Ваня (Юсси Йонссон) пытается объясниться ей в любви, затягивает оперную арию – плохо, фальшиво, и тут откуда-то наплывает настоящая музыка, божественный тенор поет те же слова любви под мощное звучание роскошного оркестра. Вот оно, настоящее. Где-то оно есть, но ее окружают «певцы» вроде лысоватого неврастеника Войницкого, который мог бы стать Шопенгауэром, да не стал. Роман с пьющим доктором (а тут есть основания говорить о романе) – это такое украденное счастье. Неожиданное и иррациональное. Не только плотское, но и просто человеческое счастье привязанности. Елена и доктор (Ян Корандер) сидят у воды, накрывшись одним пальто, и глупо улыбаются. Впереди ничего хорошего, но каждый теперь знает, что кому-то он дорог.
Такую Соню (Алма Пёйсти) видеть раньше не доводилось. Это совсем не жертвенная, скромная девица, какой ее принято играть. Тут Соня носится, как фурия, откровенно и аляповато, по-детски заигрывает с Астровым. Смешно подражает мачехе: тоже прыгает в бассейн, напяливает длинные платья. Вгрызается в сочные яблоки – так Елена нагнетала ток между собой и желанным мужчиной, только у нее это выходило эротично, а у Сони комично. Эта Соня столь же настырна в своем стремлении к счастью, сколь и несчастна. Работу Алмы Пёйсти нельзя не отметить еще и потому, что она крайне энергоемкая. Актриса все время в движении, в крике. Ее Соня – постоянный раздражитель. Между ними с Еленой идет своя война, но по отношению к окружающему миру они стоят плечом к плечу. Мирок усадьбы словно сжимается вокруг женщин. Одна украдкой урвала кусочек счастья, второй и того не светит. Мелкие и все какие-то порченые мужчины распоряжаются их жизнями, засоряют воздух миазмами своих глупостей и страхов. Соня и Елена припадают к щелям в стене, жадно глотают воздух и вслушиваются в шум моря. Щели закупоривают, но они опять и опять их находят и дышат пьянящим озоном. Закупорить в женщине природу невозможно – нет такого материала.
«Дядя Ваня» Жолдака задействует рецепторы зрителя больше, чем его мозги. Бассейн между сауной и застекленной террасой – словно колдовское озеро в «Чайке», от него поднимаются инфернальные пары. Атмосферу поддерживает и тончайшая звуковая партитура спектакля. Появление Елены Андреевны сопровождает таинственный русалочий посвист, а тема Сони – кудахтанье кур. Вообще, пространство живет, дышит, переливается звуками, бликами и оттенками света. Из шкафа, в котором хранится съемный хвост русалки, бьет жаркий, густо розовый луч. Согрешившей Елене кто-то невидимый светит в лицо безжалостным белым светом, как на допросе. Заветная идея Жолдака о театре как ритуале обрела в «Дяде Ване» неожиданное и убедительное воплощение. В контексте нынешней «Золотой маски» его спектакль составляет интересную эстетическую пару с «Геддой Габлер», поставленной Камой Гинкасом в Александринском театре (конкурс). Кстати, там тоже Гедда проплывает русалкой в своих болезненных снах (они проносятся по заднику на видеопроекции).
Дарья Гармоненко