Другой театр на Другой сцене

В спектакле Туминайте все очень эмоционально...
Фото c сайта театра «Современник»

Галина Волчек остается верной когда-то объявленному принципу и Другую сцену бесстрашно отдает под разного рода эксперименты, правда, в этот раз заручилась поддержкой известного ей имени: очередную премьеру, «Эмилию Галотти», она доверила Римасу Туминасу, вернее спектакль поставила ученица худрука Вахтанговского театра и его дочь – Габриэла Туминайте.

Габриэла Туминайте, в отличие от своего отца Римаса Туминаса, театральное образование получала не в Москве, а в Вильнюсе. И спектакль ее, «Эмилия Галотти», первая ее постановка за границей, – вполне европейская. В соответствии с евростандартами пьеса решительно сокращена, а костюмы героев, конечно, мало имеют общего с теми, которые имел в виду немецкий поэт Готхольд Эфраим Лессинг, проживший короткую, но яркую жизнь. Лессинг ведь, если верить его биографам, сперва думал сочинить историю из какой-то древней жизни, но потом переселил героев в более близкие и ему, и публике годы. Противник классицистских единств, он «разбросал» героев по разным замкам, но при этом довольно сильно и – почти в классицистских канонах – спрессовал время действия своей трагедии. В спектакле все случается еще быстрее – все пять актов пролетают за час сорок, может, за час пятьдесят, естественно, без антракта. Так совпало, что в телевизионных новостях культуры сюжет о премьере «Эмилии Галотти» появился в одной программе с репортажем о «Снегурочке» нашего Островского в Ермоловском и античной драмы – в Театре Наций. Все три спектакля ставили молодые режиссеры, картинки всех трех напоминали друг друга.

В «Эмилии Галотти» режиссер почти всех актеров заставляет произносить текст громко, почти «по-васильевски» ударяя на каждое слово и чуть ли не на каждый слог. Что все, о чем тут говорят на сцене, – дела давно минувших дней, преданья старины глубокой – намекают детали: «старинный» орден на пиджаке у принца (Илья Лыков), подобие воланов на платье матери Эмилии (Инна Тимофеева) и, конечно, покрывшиеся патиной времени и чуть ли не мхом бежево-коричневые цоколи – все, что осталось от всех замков этой трагедии (художник Адомас Яцовскис, тот самый, который давно уже стал постоянным соавтором Римаса Туминаса).

Получается довольно-таки бодрая, даже бодренькая история.

Все прогрессивное человечество помнит и ценит Лессинга больше по (и за) «Натану Мудрому», драме, которую он написал уже не молодым человеком (молодым он написал как раз «Эмилию Галотти»), а умудренным опытом 50-летним старцем, незадолго до смерти, – это была и тогда злободневная, и сегодня не потерявшая актуальности история о том, что «и крестьянки любить умеют», то есть – нет, она о другом, что евреи – тоже люди, и среди них можно встретить приличного человека. А «Эмилия Галотти» – больше про чувства, чем драма идей. Как чувства управляют, случается, людьми, как сами люди боятся своих собственных чувств, их руководящей и направляющей роли. Если попытаться проговорить главные мысли премьеры на Другой сцене – так, пожалуй, спектакль вышел об этом: Эмилия (Дарья Белоусова) не шутя боится, что соблазн овладеет ею, она и из церкви прибегает – перепуганная не тем, что к ней подступил принц и что-то там про свои чувства докладывал, а тем, что эти шептания не были ей отвратительны, что они волновали ее, взбудоражили всю, от гребенок до ног…

В этом спектакле очень много лишнего на первый взгляд. Так бывает с дебютными романами и спектаклями, когда начинающий пытается все мысли и знания впихнуть и продемонстрировать. Публика «Современника» знает Евгения Павлова – он у Туминаса, например, в «Горе от ума» был замечательным Петрушей. А тут его много, но что он так демонстративно пытается изобразить, к чему так пыжится – понять очень трудно. Те же слова в той или иной мере подходят и к другим участникам этой работы. Нет сомнений в том, что Елена Козина, которая играет графиню Орсину, – актриса интересная и хорошая. И девушка красивая. Равно – и Инна Тимофеева. Видны возможности – почти нет успеха «на выходе». Пожалуй, одному Владиславу Ветрову в роли отца Эмилии Галотти удается в какую-то секунду переломить формальный рисунок и самому ужаснуться тому, что ему предстоит сейчас убить собственную дочь и вызвать живой отклик публики.

Тем не менее почему-то ловишь себя на том, что от «Эмилии Галотти» на Другой сцене «Современника» нет желания отделаться коротким отзывом, а сам спектакль, очевидно, заслуживает куда более серьезного и даже уважительного отношения, чем уже описанная в «НГ» (см. номер от 28.01.13) «Снегурочка». Вот почему.

Важно в первую очередь, что речь – об опыте. «Опыты» – так в «Современнике» назвали несколько лет назад свой проект по поддержке молодых режиссеров. Тогда на Другой сцене сперва показали эскизы, потом режиссерам дали возможность высказаться здесь, в экспериментальном и камерном пространстве, «по существу», а в итоге и «Современник», и – говоря высоким штилем – весь наш русский театр имеет сегодня как минимум трех интересных и востребованных, и что еще немаловажно – по-современниковски думающих режиссеров. Не в том смысле, что они какие-то шестидесятники или – в противовес сегодняшним отморозкам – какие-то оттепельные мальчики и девочки, – нет, просто в их работах чувствуются пульсирующая мысль и дух времени, что для «Современника» было и остается важным.