Григорий Заславский Новая драматургия, новые технологии, целый выводок молодых актеров на сцене, худрук, который не хочет оставаться в хвосте театральных процессов, охвативших столицу. Сергей Голомазов в Театре на Малой Бронной поставил пьесу американского актера и драматурга Джона Кариани, это – первая постановка в России. А радости нет…
«Почтигород» Джона Кариани – пьеса 2004 года, из программки следует, что после премьеры в Портленде, которая прошла с грандиозным успехом, через два года сыграли премьеру в одном из офф-бродвейских театров, после этого ее поставили и в Германии, и в Канаде, и в Австралии… Сам Кариани – актер, играющий – опять же читаем в программке – в бродвейских и офф-бродвейских спектаклях. Многих славных путь… Впрочем, далеко не все пьесы, имеющие успех «там», могут пригодиться и нашему театру, - Голомазов, сам, к слову, в прошлом – актер, но и опытный режиссер, и театральный педагог, это знает, конечно. Голомазов – из тех режиссеров, которые знают толк, даже можно сказать – чуют носом хорошую драматургию, диалог, который развяжет актерам язык, но не развяжет руки, будет держать в узде. Ставил и Леонида Зорина, и Эдварда Олби, сам играл много лет назад в легендарном спектакле Арье «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».
Все это важно сказать прежде, чем развести руки в недоумении: зачем надеждой завлекли, зачем мне раньше не сказали, что все прошедшее вы обратили в смех, ну и т.д.? Что могло увлечь режиссера в этой серии из девяти коротких и невнятных историй? Среди бед сегодняшней драматургии, отечественной – чуть ли не в первую очередь, часто первым делом говорят об отсутствии длинных историй, о беде эпизодического мышления. Не истории, а анекдоты, короткие истории. Вот «Почтигород» – как раз такой случай. Повод для цепочки актерских этюдов, не более того, как в узком переулке двум машинам не разойтись, так и здесь – актерам разыграться негде, и дело не в том, что слов мало, – историй не хватает на сколь-нибудь внятный рассказ, на то, чтоб успеть сложить хотя бы подобие характера.
Но и этюд – единица актерского искусства, так ведь можно сказать? Сказать можно. Сделать – не всегда выходит. В Театре на Малой Бронной в этот раз не вышло почти ни у кого. Снег сверху летит, справа летит, слева летит, демонстрируя неограниченные, во всяком случае большие технические возможности театра. Настоящий мотоцикл к финалу выкатывают на сцену и тот газует по-настоящему, пуская в зал клубы выхлопных газов. В центре в круглом проеме сценографической конструкции (за сценографию отвечает Николай Симонов, за не менее изобретательные костюмы – Евгения Панфилова) – экран, на котором в паузах между сценами появляется миловидное личико Ольги Николаевой, Джинетт из самой первой сценки. Она – среди снежинок, под музыку – как хороша. Хорошей музыки в спектакле много, узнаваемой, лирически-насыщенной – так много, что скоро вспоминаются претензии критиков, которыми сопровождались всегда разгромные рецензии на спектакли Леонида Трушкина: мол, что же за страсть у него к музыке, которая заполняет все паузы, не оставляя ни секунды тишины?! У Голомазова пока еще тишина остается, но музыка уже принимает на себя всю тяжесть эмоциональной ответственности перед публикой. Музыка доигрывает и в буквальном, и в переносном смысле то, что не доигрывают актеры, чего не в силах дать пьеса.
Самое обидное – что этюды, такое впечатление, сочинялись вообще без участия режиссера: ну, не мог он позволить артистам повторять одни и те же «гэги», как это делают герои Петра Баранчеева и Александра Голубкова, у которых – особая любовь, не такая, как у всех остальных. Бывало, конечно, в истории, правда, эстрадного жанра, когда публика валялась от хохота над бесконечным повторением про раков – по пять и по три рубля. Текст повторялся, а игра – игра поднимала градус. Тут – все топчется на месте. И обыкновенное ремесло, которым владеют те, кто постарше (Дмитрий Цурский и Лариса Богословская), торжествует, а все прочие, в первую очередь зрители, остаются в проигрыше.
