Григорий Заславский
Тяжело оно – жить с русской литературой... Сцена из спектакля «ГенАцид».
Фото РИА Новости
Премьеру «ГенАцида» в московском театре «Современник» сыграют в декабре, но с начала сезона, в октябре и в ноябре спектакль играют по субботам, в полдень. В Москве давно уже нет привычки к утренникам для взрослых, а на афишах и на сайте театра публику предупреждают, что это зрелище – для тех, кому уже исполнилось шестнадцать и старше.
«Политическая» история, хотя сюжет на первый взгляд не просто литературный, а внутрилитературный. «ГенАцид», роман Всеволода Бенигсена, опубликованный несколько лет назад в журнале «Знамя», и нынешний спектакль «Современника», – как бы возвращает нас к литературоцентричному прошлому нашей страны, с этим прошлым вступает в игру. Это история о том… что филология ведет к беде, как верно замечено героем нерусской пьесы Эжена Ионеско «Урок». В «ГенАциде» рассказывается история небольшой деревни Большие Ущеры, такой, из которой – как, например, говорят о своем городе чиновники «Ревизора» – можно долго скакать и ни до какой границы не доскачешь. И эта деревня неожиданно становится полигоном для новой Государственной Единой Национальной Идеи, смысл которой – в том, что прирастать Россия будет не Сибирью, как полагал кто-то из великих, а исключительно русской литературой.
Сюжет не новый, то есть примерно те же мысли – то ли об ответственности русских писателей перед русскими читателями, то ли о том, что читателям нашим наши писатели могут так расшевелить мозги, что, того гляди, полетят клочки по закоулочкам, – несколько лет назад оформились в пьесу «Мертвые уши» драматурга Олега Богаева. Можно подыскать и другие примеры. Можно сказать еще, что спектакль «Современника» сегодня кстати, поскольку попадает в контекст разговоров об обязательном «стокнижии», которое – кровь из носу! – надо будет прочесть каждому школьнику. Не прочитал обязательные сто книг, в армии не послужил – о госслужбе забудь…
Так и тянет приступить к пересказу сюжета, а вместе с тем не хочется лишать читателя возможности получить редкое по нынешним временам удовольствие – не знать конца, то есть с некоторым увлечением следить за тем, как развивается история, развязка которой, это ясно, счастливой быть не может. Хотя все приметы комедии, комедии деревенской, даже деревенского анекдота, – в наличии. То ли северный говор, то ли уральский, то ли собраны «по кусочкам» разные, чтоб сбить возможные догадки о том, где на самом деле все это произошло, – говор есть, и он тоже вызывает снисходительную улыбку. Их ведь, деревенских, и используют как площадку для будущего эксперимента в государственном масштабе – как лабораторию, где мышей и собачек, конечно, все любят, но наука, как и искусство, требует жертв. А тут еще наука и искусство сошлись на тесном пятачке Больших Ущер, так что жертв, это ясно, не избежать. Один вешается, другого побивают камнями, книги – источник всех бед – горят, как в романе Брэдбери «451 градус по Фаренгейту».
Режиссер Кирилл Вытоптов пишет инсценировку романа вместе с художником спектакля Наной Абдрашитовой. Сразу чувствуется, когда общий язык в отношении к слову, к сюжету найден, поскольку «картинка», которую выстраивает Абдрашитова, замечательна именно соответствием «деревенской», с одной стороны, а с другой стороны – больнично-лабораторной истории. Вроде бы стена сруба, но – от самой земли и до неба, точно не для дома построенная, а стена какой-нибудь закрытой зоны, а бревна – стерильно-белые, точно это больница, а не деревня, где руки – в земле, а под ногами – грязь, поэтому все – в галошах или в резиновых сапогах… Вроде бы бревна – и всё, но – нет, тут же и цилиндр, цирковой цилиндр, на котором, как девочке на шаре, так трудно устоять, того гляди свалишься.
В этом спектакле, среди несомненных его достоинств – то, что достоверность не мешает «расправить крылья» анекдоту, что анекдот не превращает деревенских жителей в каких-то карикатурных недотеп, – напротив, литература, Хлебников, Платонов и Пушкин им спускаются сверху, как одежда на вырост, хотя власть этого «экстремистского», разрушительного потенциала не чувствует, не догадывается, какие бомбы закладывает в мирную, безмятежную жизнь Больших Ущер. Деревенские жители начинают вчитываться в слова, вдумываться в смысл, задаваться естественными, безвыходными русскими вопросами.
В «ГенАциде» хороши и молодые – Клавдия Коршунова в роли почтальонши Кати, библиотекарь Илья Древнов, Елена Козина в роли дочери начальницы почты, но особенно – старшие, причем из них некоторые многие годы выходили в эпизодах, впрочем, и тут их роли – равные среди других, но – заметные, важные. Это Владимир Суворов в роли дяди Миши и Елена Миллиоти – мать того самого Серикова, который повесился, не найдя ответов на главные вопросы. Дмитрий Смолев – Сериков – из тех, кто не выдерживает груза трагических вопросов, кто Гамлетом быть не рожден. Впрочем, и Гамлет ведь тоже гибнет, как неизбежно гибнут в финале герои всех трагедий.
