Владимир Колязин К 150-летию К.С.Станиславского, автора всемирно признанной актерской системы, Школа-студия МХТ устроила разноплановый по представленным направлениям и методам обучения актеров Фестиваль актерских школ мира. Немецкий вклад мог лишь на первый взгляд показаться скромным – свою работу показала всего лишь Берлинская школа драматического искусства имени Эрнста Буша. Но смотреть представленную ее студентами постановку «Казимира и Каролины» стоило.
Немецкая актерская школа издавна славится своей высокой техничностью, безукоризненной точностью передачи режиссерского замысла и масштабом личных актерских затрат, захватывающих нас, русских, умением добиться «эффекта перевоплощения» независимо от того, работает ли актер в координатах «школы остранения» или «школы переживания». Вспомним Бруно Ганца– разве можно сказать, что при всем шарме и эффектности рисунка роли в координатах перевоплощения та или эта роль не была математически точно рассчитана и филигранно отточена? Вспомним Мартина Вуттке ,– разве можно сказать, что при всем выверенном проведении брехтовской интеллектуальной дистанции игра его не окрашивалась глубоко субъективными интонациями, которые без переживания извлечь из глубины актерской души было бы невозможно?
Так счастливо получилось, что брехтовская школа после войны доминировала на восточнонемецкой сцене и что не было и нет в Берлине театра, где не работали бы актеры этой школы. Мне довелось наблюдать, как в Школе имени Эрнста Буша протекает воспитательный процесс, как органично вписывались в систему преподавания «по Брехту» элементы метода Станиславского и Мейерхольда. Помню блистательно сыгранный «Балаганчик» Блока, в котором принимал участие нынешний лидер Шаубюне Томас Остермайер.
Ныне студенты Школы Буша представили в Москве своим коллегам-студентам сыгранную не целиком, а как бы этюдным методом «Казимира и Каролину» Эдена фон Хорвата. Отрадно было наблюдать работу Школы при воплощении столь богатого оттенками, остротой социального зрения, поистине музыкальной драматургией произведения. Ставил спектакль также выпускник режиссерского класса Школы Корбиниан Шмидт. …Если бы этот спектакль был бы сыгран теми же актерами на Малой сцене МХТ на русском языке, я вполне принял бы его за работу здешней профессиональной труппы. Это не обман зрения или слуха – перед нами актеры высокого технического уровня, в каждую секунду знающие, ради чего они выполняют то или иное действие, применяют тот или иной брехтовский прием, создают широкую пластическую палитру, ради чего они модулируют голосом, пользуются искусством психологической паузы, музыкальными секвенциями и самой музыкой. Сюжет пьесы на первый взгляд по-брехтовски социален (классовое расслоение, удавка молодежной безработицы и трагизм безыдеального существования на уровне инстинктов). Но, как и должно быть у Хорвата, перед нами не агитка и не просвещение, а борьба внутренних инстинктивных потоков внутри молодого существа, столкновение интересов мужчины и женщины, неспособность неокрепшего, попавшего в водоворот социального кризиса, чутко вибрирующего молодого организма выбраться наверх. Мы верим в полную силу грубоватой скованности, противоречивым порывам сознания и чувства Казимира (Давид Пакцад), нежной арлекинаде упивающейся своей свободой и созреванием в ней женщины куколки Каролины (Эстер Агрикола), остраненной, холодноватой, углубленной внутрь душевного водоворота и созидания своего собственного душевного островка Эрны (Натали Тюге). Столь же индивидуализированными и социально четко очерченными предстают представители «правящего класса». Хорватовское интонирование чувств, мелодия боли, тоски и вызова смятенной, попранной души обволакивают пустое пространство и буквально не дают нам спокойно вздохнуть, забыться, отвлечься от этого трагикомического коктейля вызывающей страсти и гаснущих иллюзий, поруганных надежд и взрыва инстинктов, пограничных состояний, из-за чего все ходят как по острию ножа, в предчувствии катастрофы.
То, что актеры-студенты способны освоить и одухотворить столь сложную, симфоническую партитуру, что их тело умеет творить чудеса, соединять гротеск с искренним чувством, обнадеживает. Немецкий театр, у которого и без того лучшая слава в Европе, в переживаемый им тяжкий момент смены поколений может быть пополнен блистательной сменой. И я бы уже мог сказать (несколько преувеличивая, конечно), кто из представших перед нами будущий Вуттке…будущая Винклер. Приезд студентов Школы имени Эрнста Буша еще раз подтвердил славу этой школы, дорожащей целостным наследием немецкого театра (Брехта, Лангхоффов, Бессона) и не отворачивающейся ни от чего, что способно оплодотворять ее богатый опыт. Славу ее не разрушил постмодернизм – он лишь оттачивает ее.
