Жан-Эффлам Бавузе: "У меня тоже русская школа!"

Больше внимания движениям всего тела – это по-русски.
Фото с сайта www.bavouzet.com

В Московской консерватории идет фестиваль, приуроченный к 150-летию со дня рождения Клода Дебюсси. Среди его многочисленных гостей – выдающийся французский пианист Жан-Эффлам Бавузе. «Живым, элегантным, динамичным и поэтичным исполнителем» называет мировая пресса этого артиста. В последние годы, являясь эксклюзивным артистом фирмы Chandos, Бавузе получил ряд престижных наград за свои записи полного собрания фортепианных произведений Дебюсси. 30 октября Жан-Эффлам Бавузе, отмечающий в эти дни свое 50-летие, даст сольный концерт в Большом зале консерватории: для дебюта в российской столице артист выбрал Лунную сонату Бетховена, а также Прелюдии и «Остров радости» Дебюсси.

– Господин Бавузе, а музыку русских композиторов включаете в свои программы?

– Парадоксально, но в течение многих лет я чувствовал себя ближе к Прокофьеву, Мусоргскому или Рахманинову, чем к Дебюсси. В моем репертуаре всегда присутствуют некоторые сонаты Прокофьева, и более того, вскоре собираюсь записать его фортепианные концерты. Мое отношение к русским композиторам такое же, как и к французским: стремлюсь уважать авторский текст, точнее понять стиль и максимально ярко передать образ. Известно, что французские композиторы, особенно Дебюсси и Равель, испытали влияние русских композиторов: например, творчество раннего Дебюсси несет отчетливый отпечаток русского духа и аромата музыки Чайковского.

– Приходилось ли играть под палочку русских дирижеров?

– Последние 20 лет мне довольно часто приходилось выступать с маэстро из России, и всегда с нетерпением жду дальнейшего сотрудничества. В первую очередь назову работу с Александром Скульским в Нижнем Новгороде, где в 1990-х годах я сыграл по крайней мере 10 концертов. Незабываемым опытом стало исполнение с ним всех пяти концертов Прокофьева в течение двух вечеров, что оказалось довольно сложной задачей для всех нас! Были совместные выступления также с Владимиром Зивой и Василием Синайским.

С удовольствием вспоминаю, как исполнил мой любимый Пятый концерт Прокофьева с маэстро Юрием Симоновым в Брюсселе пару лет назад. После первой репетиции он спросил меня: «Почему вы выбрали именно этот неудачный концерт?» «Я действительно думаю, что это гениальное произведение», – ответил я. После второй репетиции он сказал: «Хм, на самом деле тут есть пара интересных мест». А после концерта он прошептал на сцене мне на ухо: «Вы были правы, спасибо, что открыли для меня этот шедевр!» Я был на седьмом небе от счастья!

С Валерием Гергиевым была забавная история, когда он повернулся ко мне во время второго тутти из леворучного концерта Равеля на нашей единственной 20-минутной репетиции в Лондоне, спрашивая: «Это должно быть ритмично или лирично?» – «Думаю, ритмично, маэстро» – «Хорошо!» – и у него это вышло просто фантастически.

Помню потрясающую точность Владимира Юровского в Первом концерте Бартока, когда мы исполняли его в Лондоне. А на прошлой неделе мне было очень приятно снова выступить с Василием Петренко в Сан-Франциско. Когда мы в первый раз играли вместе в Ливерпуле, поступь медленной части соль-мажорного концерта Равеля была прервана пожарной сигнализацией, что превратило тот вечер в незабываемое приключение.

С Владимиром Ашкенази меня связывает многолетнее сотрудничество, я бы даже сказал – дружба. В прошлом сезоне мы сыграли вместе не менее четырех концертов во всех частях света: в Лондоне, Берлине, Токио. В следующий раз это будет Сидней. Кстати, Владимир вместе сыном Вовкой записали мое переложение для двух фортепиано балета Дебюсси «Игры», чем я очень горжусь.

– Здесь, в России, мы считаем русскую фортепианную школу лучшей в мире. А вы как считаете?

– У вас есть очень веские причины так думать! Мой учитель Пьер Санкан был близок в своих методах обучения к русской школе и стал одним из первых педагогов, признавших это в 1960-х годах. Если кратко охарактеризовать различия наших школ того времени, то в России больше внимания уделялось положению корпуса, движениям всего тела, тогда как во Франции акцент всегда делался на пальцевую технику и запястья. После моего обучения у Пьера Санкана в течение нескольких лет мне посчастливилось брать уроки у Дмитрия Башкирова, ученика Гольденвейзера и Александра Эдельмана, ученика Блуменфельда. Так что можно сказать, что и у меня тоже русская школа!