Марина Гайкович
Последнее свидание.
Фото РИА Новости
Премьерные спектакли оперы Сергея Прокофьева «Война и мир» идут в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. В масштабной постановке задействованы более 400 человек – труппа театра, хор, миманс, балет, приглашенные статисты «Мосфильма» и даже лошадь. Блок из четырех спектаклей идет сейчас, следующая серия запланирована только на осень.
Этот спектакль демонстрирует одно из лучших качеств музыкального (да и, наверное, любого) театра, сегодня редкое – здесь есть труппа, способная без сторонней помощи одолеть эпопею Прокофьева. Три с лишним часа музыки, порядка 50 сольных партий, оглушающие хоровые сцены (правда, здесь хор укрепили артистами концертно-театральной капеллы Москвы), оркестр и дирижер, который способен поднять колоссальную по напряжению партитуру.
Режиссер Александр Титель делит оперу на две части – мир и войну. Формально спектакль идет с одним антрактом и визуально: огромное пространство сцены, очевидно, сознательно лишенное присутствия большого количества героев в первой половине, во второй до отказа наполнено солдатами русской и наполеоновской армий. Последнее производит впечатление: занавес не успевает полностью открыть сцену, а зрители уже начинают аплодировать. Художник по костюмам Ольга Поликарпова моделировала по эскизам XIX века (она же делала костюмы для третьей части знаменитого спектакля РАМТ «Берег утопии»), потому военные мундиры, головные уборы, ранцы, наградные ленты, особенно в таком количестве, конечно, не могли не впечатлить. Батальные сцены в приглушенном освещении, с одной стороны, были кинематографичны, с другой – словно отражали акварельный набросок, как раз изображенный на рекламных плакатах спектакля. Одна из самых ярких сцен «Войны» – шествие уже потерпевшего поражение Наполеона: массовка поделила сцену по диагонали, и император из самой глубины медленно и тяжело двигался вперед, и казалось, что пути его не будет конца.
Постановщики опустили пролог, поэтому опера начинается первой картиной – весенним вечером в Отрадном, в имении Ростовых. Проекция кроны деревьев на белом планшете сразу определяет настроение постановщиков, мир – это про чувства. Из стены выезжает сначала Андрей с монологом о дубе, потом, согласно Толстому, этажом выше оживляются Наташа и Соня. Только вот выглядит это все довольно убого: каждый вынужден держаться сзади за ручку для страховки, светлые платья сливаются с фоном, обстановки ровным счетом никакой… Собственно, в дальнейшем пространство обогатится креслами и стульями, которые будут одновременно гостиными во всех местах, где происходит действие, да еще длиннющим диваном на колесиках – «троном» Элен Безуховой. У старого Болконского будут чистить огромные люстры – золото с хрусталем, – лежащие на боку и своим видом словно демонстрирующие, что жизнь тоже скоро перевернется. Они не исчезнут – так и будут напоминать всем о грядущих переменах.
Первый вальс мы только слышим – знакомство завязывается в комнате, а танцуют в зале, периодически врываются молоденькие мальчики и девочки – для них, как и для Наташи, это, наверное, тоже первый танец. Танцующих Наташу и Андрея мы увидим только в мытищинской избе, но этот вальс уже мираж для самих героев. Наталья Петрожицкая и Дмитрий Зуев – молодые солисты театра – легко справляются с партиями, но вот с актерскими задачами не очень: каковы они, мы можем только представить или прочитать у Толстого Льва Николаевича, в этом спектакле они безликие. Как и большинство персонажей, за исключением, пожалуй, Пьера Безухова в исполнении Николая Ерохина, ему удался неповоротливый, но добрый человек (он, кстати, сорвал самые громкие аплодисменты), да самых опытных – Романа Улыбина (Долохов) и Дмитрия Ульянова (Кутузов). А жаль, ведь режиссер и художник (Владимир Арефьев) для того сцену всю и освободили, чтобы наполнить ее чувствами, чтобы только одних их было достаточно, чтобы «зазвучало» огромное (кажется, максимально возможное в этом театре) пространство сцены. У пространства этого есть один существенный недостаток – оно глушит голос. Оркестр под руководством Феликса Коробова так тщательно пытается отразить всю полифонию партитуры, что местами буксует, теряет стержень и пульс. Зато все военные эпизоды, особенно ужасающий набат хора москвичей, оставляющих пылающую столицу, леденили душу. Да честно говоря, и действие буксует, слишком ограниченным – этой белой бездушной коробкой или отсутствием режиссерских идей – получилось сценическое воплощение великого сочинения.
