Марина Гайкович Чечилия Бартоли выступила в Большом зале консерватории и положила публику на лопатки – точнее, заставила вскочить в экстатическом порыве, полном восхищения, а затем дожидаться, пока прима выйдет в фойе давать автографы. Впрочем, того и стоило ожидать.
Бартоли представила в Москве один из своих последних шедевров – альбом Sacrificium, который, очевидно, впишет имя певицы в историю исполнительских искусств, и премия «Грэмми» – заметная, но вряд ли главная его награда. В этом альбоме – арии, которые в XVIII веке были написаны для кастратов. Неизвестная музыка неизвестных (за редким исключением) композиторов. Николо Порпора известен как учитель Йозефа Гайдна, а вот имя Леонардо Винчи? Оказывается, был такой композитор. Чечилия Бартоли, страстная поглотительница архивной пыли, собственноручно нашла всю эту музыку – которую, возможно, с момента премьеры в тысяча семьсот каком-то году так никто и не пел – в библиотеках Неаполя, Брюсселя, Вены, Гамбурга. И обернула загадку (шедевры все-таки в веках остаются, а забытое не всегда стоит воскрешать) в феерию.
Она влетела на сцену Большого зала в черном плаще с алой подкладкой и треуголке, и уже в этот момент сердце зрителя было отдано ей – а что еще предстояло! Арии – героические, пасторальные, игривые, печальные и даже трагические, все – безумно сложные – были исполнены с такой степенью филигранности, что дыхание захватывает. Но только у слушателя – не у певицы. Спеть материал, предназначенный для кастратов, – подвиг. То, ради чего уродовались подростки – не только ангельский тембр, это подвижность голоса вкупе с продолжительным дыханием (все-таки связки мужские), что развязывало композиторскую фантазию по придумыванию все более изощренных колоратур.
И вот спустя три столетия женщина поднимается на пьедестал Фаринелли – без усилий и даже с огромным удовольствием. Без роскошного сверхпопулярного музыкального материала, оглушительного фортиссимо и так любимых в Италии (а после нее и во всем мире) высоких нот на полминуты, чтоб уж точно запомнили. Наоборот – на полутонах, на меццо-форте и меццо-пиано, а порой и на пианиссимо. Добавим, что камерный оркестр La Scintilla (созданный Арнонкуром в недрах Цюрихской оперы) был прекрасным ансамблистом, чувствующим мельчайшие повороты солистки.
Феномен Бартоли – это не только талант, отличная школа и море обаяния, но и высокий интеллект. Ну где вы найдете певицу, которой и так уже покорились все нужные ей сцены, способную лить слезы над оригиналом партитуры Моцарта да еще и пытаться разглядеть в ней новые нюансы и смыслы? Которая говорит, что прежде чем взять ноту, нужно подумать? Которая не просто заказывает роскошные платья от-кутюр, но целую серию костюмов специально для конкретной программы. Те, кто дождался последнего биса (а это практически весь зал), были вознаграждены. К своему костюму – золотистый корсет, красная юбка, присобранная спереди, чтобы открыть «мужскую» сущность – трико и ботфорты, – артистка добавила воротник из красных перьев; на последних тактах вырвала их и эффектно бросила, сама умчалась за сцену, взмахнув развевающимся красным шлейфом.
