К открытию этот экспонат переместили со двора в роскошный зал с мраморными колоннами.
Фото с сайта www.rigasbirza.lv
Вчера открылся музей «Рижская биржа», входящий в состав Латвийского национального художественного музея и показывающий коллекцию западноевропейского и восточного искусства. Новое здание, где в первый год работы, конечно, еще многое предстоит сделать, и новая концепция музейного развития сложились в важный имиджевый фактор для Латвии.
Новый музей заселился в здание на главной площади старого города – Домской. К ней, как к Риму, ведут почти все дороги. Идя по улице Яуниела, туристы с просторов бывшего СССР высматривают дом Шерлока Холмса и место самоубийства профессора Плейшнера из «Семнадцати мгновений весны»┘ Но всё остается на улице. Войдя в здание бывшей биржи, первое, что вы увидите в атриуме, по нынешней музейной моде перекрытом стеклянной крышей, – половину венецианской гондолы и фото московского художника Дмитрия Гутова. К чему бы?.. Об этом потом.
Комплекс Латвийского национального художественного музея вобрал пять зданий: главное – в основном с национальным, но также с русским искусством, Арсенал – с временными выставками, Музей декоративно-прикладного искусства и дизайна, Мемориальный музей латышских художников 1920–1930-х годов Романа Суты и Александры Бельцовой. Плюс новый художественный музей «Рижская биржа» – бывший Музей зарубежного искусства, переехавший сюда из Рижского замка. Собственно, в замке решили оставить Исторический музей, собранию же иноземных произведений стали подыскивать новое пристанище.
Проект приспособления биржи под музейные нужды длился 10 лет, из них непосредственно реставрация – около четырех. Финансирование государственное, и, по словам директора Латвийского национального художественного музея Мары Лаце, бюджету оно обошлось в 15 млн. латов (то есть около 21 млн. евро). Говорят, на открытии здания ждали директора нашего Пушкинского музея Ирину Антонову. Правда, журналистов, по крайней мере московских, туда не звали – получить ее комментарий, к сожалению, не удалось. В Москве, как известно, кризис не лучшим образом скорректировал планы по строительству, например, музейного городка для того же Пушкинского – на вопрос, не помешал ли он «Рижской бирже», госпожа Лаце ответила: «Такая проблема здесь тоже была, но реставрационный процесс к 2009 году уже продвинулся так далеко, что останавливаться было неразумно».
Справивший новоселье музей – пример стратегии развития, где пробелы в коллекции компенсируются грамотной концепцией. С одной стороны, по словам руководителя департамента зарубежного искусства Латвийского национального художественного музея Дайги Упениеце, местное зарубежное собрание числится лучшим в Балтии. Имеется «золотой» XVII век голландской живописи, немецкие романтики века XIX, а также внушительная подборка фарфора – от китайского до знаменитого мейсенского (только экспликаций нет, но это, надо думать, дело ближайшего будущего). Охочих до фарфоровых изысков адресуют, в частности, к прошедшей реставрацию старой, похожей на тонущий в цветном креме торт мейсенской люстре.
С другой стороны, разместившееся в залах не назовешь поражающим воображение. Тут есть типичные голландские красоты под кистью Якоба Рейсдала, романтизм античности у Юбера Робера, зимний пейзажик Моне да крохотный этюд пейзажиста-барбизонца Добиньи, скульптура Кановы и непременный, здесь отлитый в бронзе, роденовский «Поцелуй» плюс бельгийское искусство 1930-х. Есть в коллекции ранняя рембрандтовская графика и графика Гойи. Но, увы, сейчас собрание пополняется только благодаря дарам – «государство, к сожалению, не помогает». Нет, это интересно – особенно учитывая контекст намекающих на середину XIX века интерьеров, а главное – мысли о музее как о культурном центре с конференц-залом, с детскими мастерскими, с возможностью музыкальной жизни┘ Такая стратегия развития, которая объединяет художественную экспозицию и разного рода другую культурную активность, – принятый сегодня стандарт. А отдать под это дело большую площадь в самом центре города – ценный вклад в имидж латвийской столицы, известной своей, в частности, театральной культурой.
Внутри – степенные анфилады деревянных коридоров да арки – и старый город живет иллюстрацией в раме окон. Очень болезненную, например, для Москвы проблему приспособления старого пространства к новым нуждам тут, говорят, с защитниками старины решали сообща. Где-то решили использовать стекло, чтобы оно не загораживало историческое пространство. А пространство отсылает к мечтам о венецианском палаццо, посему и тему обыграли в соответствующем духе. Так, на тему Венеции одна из выставок открытия – «Glasstress» – работы современных художников из муранского стекла. Это, кстати, версия проекта из параллельной программы нынешней Венецианской биеннале. Другая – умное сопоставление восточного и голландского фарфора XVII века, зачастую так трудно отличимого друг от друга. Что касается ближайших планов – на 2012-й задуманы и показ Фаберже (разумеется, не без московских коллекций), и русское искусство из музеев Прибалтики.
Но главный «венецианский след» – проект Гутова. Его ждут к будущему лету в атриуме – на высоте 11 м и на фоне видных сквозь прозрачную крышу облаков. Дайга Упениеце рассказывает: «У нас не так много воды, как в Венеции, поэтому наша гондола поплывет в небо, она словно разрывается на многие куски и улетает».
Рига–Москва