Дарья Курдюкова
Олег Кулик в спектакле о себе.
Фото ИТАР-ТАСС
Завтра снова дают спектакль «Человек.doc. Олег Кулик. Игра на барабанах». Московский художник-акционист – один из 10 героев совместного проекта «Практики» и театра-клуба «Мастерская». Кроме него в формате «Человек.doc» существуют, например, философ Олег Генисаретский, драматург Александр Гельман, художник и модельер Александр Петлюра и композитор Владимир Мартынов. Этот проект расставляет акценты в поиске героев нашего времени. Его автор – Эдуард Бояков, куликовский спектакль подготовивший вместе со Светланой Ивановой. Кулик в этом полуторачасовом действе появляется дважды, но не играет. На то свои причины.
Когда от зрительного зала отделился и направился на сцену молодой кудряво-светловолосый юноша, поначалу подумалось – надо же, вот подобрали актера. Ничего общего у Антона Кукушкина с Олегом Куликом нет. Но в этом есть смысл. Скоро Кукушкин становится очень органичным – погружаясь в роль, он, как в сценический костюм, одевается, вживается в куликовский воркующий говор с мягким «г». В его характерную жестикуляцию. В ритмику его голоса и движений.
«Игра на барабанах» – драматургический продукт Евгения Казачкова, который подвел черту под многочасовыми разговорами с Куликом. А барабаны? Все. Кулик с его страстью к сложносоставным мудростям и духовным исканиям может носить звание почетного шамана актуального искусства. Одно из недавних наглядных тому подтверждений – летний фестиваль ленд-арта «Архстояние», который в 2010-м курировал как раз Кулик. На главной поляне он распластался по земле, а вокруг сидели участливые компаньоны с поющими чашами┘ На сцене «Практики» художник появляется дважды – это нечто вроде видеообращения, очень пригодного для формата вербатим. Завязка и развязка совпадают, словно прорастают друг из друга – Кулик методично бьет в барабаны и философствует о просветлении. Между этими эпизодами – история от первого лица, но одновременно и взгляд со стороны – глазами Антона Кукушкина.
Приклеившийся к художнику ярлык про человека-собаку тут использовать не станут – за что уже большое спасибо. Здесь появляется некая давнишняя любовная история (кстати, по словам Кулика, в разговорах с Евгением Казачковым она всплыла как-то случайно). Причем воображаемый визави – одновременно она и он (собеседник, друг). Кулик-Кукушкин задумывается, какое бы назвать имя, пригодное для женского и мужского пола, – и паче всяких зрительских чаяний отвечает: «Валя!» Вот вам и гарантированная от сентиментального пафоса ирония. Одновременно в таком объединении отстранение, важный для этого спектакля сторонний взгляд. Но история – лишь упаковка, случайная зацепка, которая нужна, чтобы поговорить про эго и про то, как люди загоняют себя в неестественные рамки принятых правил, про чучела обезьян (проект 1998-го «Мертвые обезьяны») и про таксидермистов. Про империю, в центре которой в мавзолее возлежит труп. Про вызывающие восторг и кажущиеся почти параноидными по своей несуразности идеи проектов. Про Монголию и про медитацию.
Весь инструментарий актера – голос и жест, весь реквизит спектакля – стул и увесистая кипа текстов. В определенном смысле – с формальных, технических позиций – жест склеивает, цементирует постановку. Показательно, имея в виду, что речь идет о художнике перформанса. Вот Кулик стучит по барабану, вот отмахивается от девицы, вот он спешит за просветлением, а ему свыше голос и рука: «Отвали, моя черешня», и отмахнулась от него. Отличный, повторенный несколько раз гег – зал смеется. Вообще в «Игре┘» много удовольствия от точно найденных речевых конструкций – начиная с пресловутой черешни до фразочек вроде «Нужно выключить механизм самообаяния» или «Вываливаю на Валю». Коротко, емко, хлестко. Да, а жест отвергающий в конце становится принимающим – именно через игру на барабанах. Круг замыкается.
Почему Кулик не сыграл сам? В «Человеке.doc» кроме него и Александра Гельмана остальные герои выходят на сцену сами. В 2008 году Евгений Митта выпустил документальный фильм «Олег Кулик: Вызов и Провокация», там именно художник говорил о времени и о себе. Возможно, в театре захотели доли остранения. Потому как в фокусе не только постмодернистская ирония Кулика, но и ирония над ним. Впечатление от спектакля раскрывается постепенно – и когда уже давно вышел из зала, оно продолжает выкристаллизовываться и обрастать новыми деталями. К этому документу хочется обратиться еще.
