"Любовь – это ненависть, дружок!"

Это спектакль для театральных гурманов – искушенных зрителей, умеющих слушать длинные монологи, улавливающих «подводное течение». И готовых принять условия Игры, неумолимо затягивающей в гибельный водоворот. В эту игру вовлечены герои спектакля «Убить мужчину». Она и Он. Женщина и Мужчина. В этой последовательности. Ведь именно Она начинает игру. Игровой стихией пронизан весь спектакль. Уже с зачина, до собственно действия, когда, расположившись на широкой кровати – «ложе любви», Она слушает саму себя, записанную на видеопленку. Когда устанавливает видеокамеру и превращает квартиру в съемочную площадку, тщательно помечая мелком ее границы. Когда ведет долгую беседу с мнимой собеседницей по отключенному телефону. И, наконец, когда разыгрывает с партнером несколько сцен из его пьесы. А Он? Театрально эффектно, почти эстрадно его появление «в кадре» – в танце, в фехтовальном шлеме и с букетом алых цветов. Потом – перевоплощение то в смешного туркмена с «дегенеративной» ногой, то в рыжего клоуна. Также переменчив ритм спектакля – он то стремителен, то замедлен, страсти то накаляются до предела, то будто бы сходят на нет. Эти синкопы держат зрителя в постоянном напряжении, в тревожном ожидании катастрофы.

В основе постановки – пьеса Эдварда Радзинского, у которой два названия на выбор, «Убьем мужчину» или «Я стою у ресторана: замуж поздно – сдохнуть рано», когда-то она шла в московского Театре Маяковского, героиню играла Гундарева.

Режиссер-постановщик Гоги Маргвелашвили значительно сократил пьесу, все-таки излишне многословную. Он также внес принципиальные изменения в трактовку образов. Если в пьесе Э. Радзинского (ее жанр определен как «монолог женщины») герой функционален, во многом однозначен, то в постановке грибоедовцев это - более сложная фигура. Монолог превращается в ожесточенный диалог.

Очередное появление героя (его зовут Саша) в доме давно брошенной им Нины – на самом деле последняя попытка вернуться к ней, остаться с ней. Так у Гоги Маргвелашвили. У Радзинского Саша появляется только для того, чтобы забрать свои вещи и уйти навсегда. Герой спектакля в итоге приходит к такому же решению, однако лишь после окончательного осознания невозможности быть вместе. Но в первых словах героя, обращенных к Нине, звучит надежда: «Заяц, я пришел!..» Собственно, ему уже и некуда идти, Нина – последняя гавань. Но, одержимая маниакальной идеей мщения за перенесенные обиды, женщина будто бы не услышала подтекста сказанного. Поздно! Решение мужчины вернуться после всего того ада, который они прошли вдвоем, опоздало. Да и ее решение наконец освободиться от него навсегда опоздало тоже!

Таким образом, неоднозначен не только «экс-любимый Саша», как называет его Нина, – неоднозначны их отношения, в которых нет правого и виноватого. Виноваты оба, жертвы – оба. Их взаимные обвинения и оскорбления, жесткий стиль выяснения отношений накануне трагической развязки так и не дают окончательного ответа на вопрос, кто из двоих виноват больше. Но это и не важно – главное, герои роковым образом связаны друг с другом, и этот узел может развязать только смерть. Любовь – кровь.

«Убить мужчину» – безукоризненно выстроенный спектакль с четко выписанными, тщательно разработанными ролями, партнерством актеров.

Нина – Ирина Мегвинетухуцеси – на грани нервного срыва. Эта полубезумная женщина с несостоявшейся как творческой (она – актриса!), так и личной судьбой, кажется то страшной, то смешной, то жалкой. Ее короткие, сухие смешки, какая-то истерическая взвинченность, иногда напряженный, больной взгляд, устремленный куда-то вглубь самой себя, странно-нелепые пробежки по сцене, выдают смятение души. Перепады из одного эмоционального состояния в другое заставляют зрителя напряженно следить за ее действиями, сострадать, недоумевать, даже негодовать.

Метаморфозы претерпевает Саша – Валерий Харютченко. Сначала он весел, игрив, благодушен, с твердыми намерениями восстановить отношения с все еще любимой. По-хозяйски оглядывает комнату Нины, даже что-то меняет в обстановке, подготавливая пространство для своей игры. Однако очень скоро эйфория проходит. Нет, иллюзий быть не может – она просто «истеричка», «психичка»! И мужчина словно сникает, от его игривости не остается и следа – только последнее, острое осознание своего одиночества. Саша, успешный актер, запутался в своих проблемах с близкими... Такой же революционный процесс происходит в Нине – только совершенно другой! «Теперь я феминистка!» – бросает она с вызовом.

В пьесе Радзинского она отравляет его грибами – не слишком-то романтичное убийство. В спектакле же Г. Маргвелашвили она стреляет в него из пистолета – вполне в романтическом духе. И это действительно становится достойным завершением игры. Облачившись в роскошное черное платье, Нина наконец скрепляет союз со своим Сашей – с помощью наручников и как-то странно улыбается. Она поставила последнюю трагическую точку в своих отношениях с любимым.

На сцене постоянно работает камера, сценическое действие проецируется на экран. С одной стороны, камера приближает к нам героев, предлагает крупные планы, с другой – способствует как бы сценическому остранению, отчуждению. Этот двойной эффект усиливает впечатление от происходящего. Впрочем, здесь присутствует еще одна пара – на старинных фотографиях, запечатленных на заднике сцены и ширмах (сценография Мириана Швелидзе). И вновь приходит острое осознание, что история двоих, Мужчины и Женщины, вечна.