Дарья Курдюкова
Назад в бунтарское прошлое.
Фото с официального сайта ЦСК «Гараж»
Из собрания основанного в 2005-м Arpad A. Busson Foundation кураторы Марк Сандерс и Юлия Аксенова отобрали около 250 винтажных снимков, сопоставляющих кубинскую революцию с кубинскими буднями, прочерчивающих продолжительную временную ось с 1945-го по 1968-й. В этом показе революция оказалась одой духу свободы не меньше, чем одой молодости Фиделя Кастро и Че Гевары. Причем Че тут – кумир, которого после смерти почитали чуть ли не за святого. И смерть его рассматривается с поразительной дотошностью, в том числе на снимках, которые до Москвы видели только на нью-йоркской выставке о Кубе в 2010-м.
Почтение к обаянию Че не прорвалось в «Гараже» развалом значков-маек: в местном магазине на тему новой выставки – исключительно каталоги с его портретом на обложке. На том, что Че Гевара в славе обогнал Фиделя Кастро и стал сувенирным образом, здесь не настаивают. Знаменитое «Hasta siempre Comandante» не поют. «Культ личности» покажут иначе. В частности, с помощью культового портрета Альберто Корды. Сделанного в 1960-м, год спустя опубликованного в газете Revolution, а статус официального приобретшего после того, как в 67-м итальянский издатель Джанджакомо Фельтринелли превратил его в плакат.
То, что сразу после Нью-Йорка Куба (в несколько измененном, расширенном фотоварианте) переместилась именно в Москву, по-своему символично. Хотя поначалу советское руководство не спешило записывать Остров свободы в соцлагерь, все же Кубу признало и даже разместило там ядерные ракеты, Карибским кризисом обострив и без того неладные отношения со Штатами. Куба стала родственницей, Фидель приезжал в Москву – вот экспозиция живописует, как они с Хрущевым охотятся. Вот в объективе Дмитрия Бальтерманца Фидель идиллически съезжает с горочки на коврике, вот катится на тройке┘ Помимо коммунистического прошлого, сам революционный дух, сменившийся диктатурой, конечно, найдет тут благодатную почву – хотя про правление и репрессии Кастро в данном случае не рассказывают.
Революция предстала такой, какой ее хочется видеть. Она молода, как ее лидеры. Красива – на смерти и крови не слишком «настаивают», тут скорее все-таки история в ярких лицах Фиделя и Рауля Кастро, Эрнесто Че Гевары, Камило Сьенфуэгоса. С горящими глазами и жадная до свободы. Образ романтический – как и та свобода, которую они искали. Кстати, и в залах в первые дни после открытия в основном молодежь. Построена эта история на антитезе войны и мира. От переворота Фульхенсио Батисты, от черно-белого (в прямом и в переносном смысле) сопоставления жирующих империалистов-капиталистов и нищих крестьян, где апофеоз – сфотографированная Кордой девочка с поленом вместо куклы, к «Движению 26 июля», к студенческим восстаниям, к судну «Гранма». Тут есть Хемингуэй и тощий рыбак Ансельмо, которого все узнают по «Старику и море». Тут видно, как оружие становится действующей декорацией повседневной жизни людей. Тут на снимке Энрике Менесеса Че Гевара разбавляет революцию чтением Гете, а на фото Освальдо Саласа Фидель Кастро с сигарой изучает газетную статью об угрозах его жизни.
Герои революции не просто в фокусе внимания, из них составили прямо-таки «иконостас» – или доску почета, смотря как назвать. Картье-Брессон, еще в
63-м году описывая свои кубинские впечатления, можно сказать, предрек то, что еще только произойдет с Че Геварой: «В нем нет ничего от мученика за идею. Возникает ощущение, что стоит кубинской революции пойти на спад, необычайно живучий Че тут же возникнет где-нибудь в другом месте». Как в воду глядел. Предпоследний экспозиционный зал, озаглавленный «Смерть и возрождение Че Гевары», посвящен провалившейся революции в Боливии и расстрелу Че. Мертвого мятежника рассматривают со всем тщанием – здесь даже экспонируют найденные лишь в прошлом году снимки британского журналиста Брайана Мозера. Куратор Марк Сандерс сравнивает снимок Фредди Альборта Триго, где полиция демонстрирует прессе труп Че Гевары, с хрестоматийным ренессансным «Мертвым Христом» Мантеньи. И даже рука полицейского, получается, вроде как обрисовывает нимб. Зачем это революционному герою?
Простые боливийцы и вовсе выбрали себе Че новым святым, хотели реликвий, правительство, ждавшее доказательств смерти, относилось к нему с не меньшей страстью. В подтверждение кончины Че президент Боливии Рене Баррьентос Ортуньо приказал изготовить посмертную маску, но из-за незнания врачей вместе с гипсом стала сходить кожа – тогда команданте отрезали руки, с которых сняли отпечатки пальцев.
Однако кураторы, хотя и не стремятся к хеппи-энду, пугать зрителя явно не хотят – не надо ему грустить. Поэтому после страшных видов мертвого команданте делают неожиданный переход к вполне духоподъемному постскриптуму про кубинскую молодежную субкультуру – про новую молодость, про другую свободу, про официальные пародии на The Beatles, лишь разжигавшие к ним интерес. Есть здесь и про кубинских эмигрантов, переезжающих в США. Революция прошла – кому посмертный нимб, кому другая жизнь.
