Дарья Курдюкова
Джорджо де Кирико – сейчас на Красной площади.
Фото предоставлено организаторами выставки
Совместный проект галереи InArtis и Исторического музея претендует на масштабность – «Коллективное бессознательное: графика сюрреализма от Де Кирико до Рене Магритта». На деле это несколько десятков гравюр Дали, Магритта, Макса Эрнста и его жены Доротеи Таннинг, чилийца Роберто Матты и непонятно зачем сюда затесавшиеся шелкографии 2000-х Ханса Руди Гигера. Самой продуманной частью мероприятия стал выбор для показа сюрреализма здания бывшего Музея Ленина.
Бывает, с какой стороны ни посмотри, все равно неприглядно. Увы, тот случай. «Графика сюрреализма» – воображение жаждет безумных хитросплетений человеческой психики, излившихся на бумаге. Но первое, что вы увидите, – галерея шелкографических монстров-уродов 2000-х годов выделки Ханса Руди Гигера. Среди сюрреалистов он до сего момента не числился (особенно учитывая то, что закат этого течения пришелся на 1960–1970-е годы). Однако стал обладателем «Оскара» в 1980 году за лучшие визуальные эффекты к «Чужому». Ожидающего свидания с сюрреализмом такая встреча не по-хорошему смутит – что уже не в плюс выставке. Как-никак у всякого действа должны быть по крайности внятное яркое начало и концовка.
Насколько можно понять, расстановка сил в этом проекте такова, что ГИМ предоставляет площадку, которую InArtis заполняет вещами. Из американских галерей – Дэнниса Блоха (Беверли-Хиллз), Паскуаля Ианнетти (Сан-Франциско) и из частных коллекций. Сравнивая увиденное в музее с написанным в релизе, думаешь, уж не ошибся ли адресом – настолько не совпадают слово и дело.
Обещали генезис и эволюцию образности сюрреализма. За генезис нехотя отдувается единственный, но характерный «манекен» протосюрреалиста Джорджо де Кирико. Следуя выставочной логике, из него, будто из гоголевской «Шинели», выросло все остальное. Только рисунок аж 1964-го года, когда сюрреализм уже успел постареть. В итоге самое раннее – серия литографий Макса Эрнста «Бельфорский лев» 1934 года – вещи, для образности «Коллективного бессознательного» не очень типичные. Вообще все представленные работы – если не брать в расчет принцип случайности и «коллективного бессознательного» в разработке выставочной структуры – удается объединить по двум признакам. Во-первых, это поздние вещи 1960–70-х, во-вторых, вся графика – тиражная, что уже само по себе «рисует» гримасу некоторого разочарования. Ждали-то автоматического письма рисунков Андре Массона – ровесников сюрреализма и его первого манифеста 1924 года. И внедренных Максом Эрнстом в следующем, 1925-м, году фроттажей – с фактурой материала, выявленной на бумаге путем натирания.
Получили привычные уже визуальный гедонизм Дали и относительную сдержанность Магритта. У Дали – то пышные натюрморты, где внутри рыбы таится женская фигурка, а голова гуся превращается в улыбку-оскал. То жесткие игры с классическим искусством – как если бы безумный мир Босха (которого Дали тоже вспоминает) еще больше сошел с ума. И – не брызгающие слюной многословности гравюры Магритта вроде хрестоматийной трубки с подписью «Это не трубка».
Куратор Лев Платонов гордо представляет и гораздо менее известных публике главного сюрреалиста-чилийца Роберто Матту (который поначалу прибыл в Париж в мастерскую Ле Корбюзье) и одну из женщин сюрреализма Доротею Таннинг, примкнувшую к этому направлению в 1940-х. По две работы на каждого – отдаленно напоминающие произведения Клее «Аргонавты» Матты и два экспрессивных «Морских прибоя» от Таннинг в акварельных тонах. Маловато┘
Если нельзя взять качеством полученных вещей, можно ведь попытаться добрать незаурядной концепцией. Но здесь нет ни разборов полетов сюрреалистической фантазии, ни попытки рассказать историю (музей-то исторический) про специальное место графики, больше, нежели живопись, отвечающей принципу спонтанности. Даже вступительная статья к каталогу – набор общих фраз. Сюрреалисты хотели уйти от действительности. Тут от нее не скрыться, и она весьма уныла. По Музею Ленина бродит призрак сюрреализма.
