Станем втроем вечность коротать

Анастасия Москвитина в партии Раневской компенсировала иные просчеты «Вишневого сада».
Фото РИА Новости

Концертное исполнение оперы французского композитора Филиппа Фенелона «Вишневый сад» завершило программу Большого театра, посвященную перекрестному Году Россия–Франция. У публики этот проект успеха не имел.

Конечно, современная партитура, в особенности без какой-либо театральной реализации, – колоссальная нагрузка. Но когда после антракта в зале остается половина (!) слушателей, стоит, наверное, призадуматься. Может быть, имело смысл подключить маркетологов и просчитать риски? Какие дивиденды получит Большой театр от этого проекта? Сдается, никаких. Хорошо, что на постановку тратиться не стали.

Взаимоотношения театра с новой музыкой, как известно, крайне ограниченны. «Дети Розенталя» Десятникова, вызвавшие накануне премьеры большой скандал, правда никак не связанный с музыкой, были за многие годы единственным опытом заказного сочинения. И вот второй случай (оговоримся, что это не личная инициатива Большого, проект, совместный с Парижской оперой) – приглашают композитора, чье имя вообще у нас неизвестно – думаю, здесь даже профессионалы не исключение. Специалисты при этом отмечают, что Фенелон не принадлежит к лидерам своего поколения, и называют знаменитых на весь мир спектралистов (особый способ работы со звуком как с физическим явлением) Тристана Мюрая или Жерара Гризе. Музыка его крайне эпизодически звучала в Москве – в исполнении ансамблей современной музыки, но, думаю, в постоянный репертуар не попала. При этом стоит отметить, что театральные сочинения Фенелона (больше опер, меньше балетов) шли на ведущих площадках Франции, включая обе сцены Парижской оперы. Но – заметим попутно – современная музыка составляет весомую долю репертуара западных театров. Если бы в Москве хотя бы спели (уж не говоря о том, чтобы поставили), скажем, «Девочку со спичками» Лахенмана, или «Солдатов» Циммермана, или какую-нибудь из опер Луиджи Ноно, или на худой конец показали хотя бы разок – балет Ефрема Подгайца «Мойдодыр», который победил в конкурсе Большого театра и СТД на лучшее сочинение для юношества (он уже в этом сезоне вообще-то должен был быть в репертуаре театра, но – нет его) – в этом контексте «Вишневый сад» прозвучал бы совсем по-другому.

Либреттист Алексей Парин взял за основу бал из третьего акта чеховской пьесы. По просьбе композитора некоторые персонажи – Епиходов, Петя Трофимов, Симеонов-Пищик – были удалены; таким образом, действие больше сосредоточилось на женщинах, чем на мужчинах. Особенно если принять во внимание, что Фирса поет меццо-сопрано, а Гришу (погибший сын Раневской введен в текст) – сопрано. А вот Шарлотту (и это одна из удачных находок композитора), напротив, поет бас – эффектно будет смотреться этот буффонный персонаж в театральной постановке, особенно когда станет плясать канкан. Композитор ассоциирует вишневый сад с миром женщин, он подкрепляет состав женским хором – отзвуком, эхом прошлой жизни. Вишневый сад – это метафорические начало и конец, то, откуда все мы вышли и куда уйдем, – так воспринимается идея этой оперы. Заканчивается она сценой игры в прятки с Гришенькой – воспоминанием; это единственное, что теперь связывает обитателей родового гнезда с прошлым. В каждой из сцен одни из персонажей, условно, рвут пуповину – наверное, только Люба (Раневская) сделала это уже давно, когда после смерти сына уехала в Париж. Композитор кроме традиционного оркестра в яме выводит еще один на сцену – небольшой, видимо, олицетворяющий «еврейский оркестрик» Чехова, – тот исполняет жанровые номера, периодически фальшивя – так задумано у композитора. Партитура Фенелона – крепкая, профессиональная, впрочем, без особых откровений. Автор шести опер, он выстраивает драматургию от реальности – катастрофы (триумф Лопахина и реакция всех действующих лиц) через монолог каждого персонажа – в ирреальный трагический мир: последняя фраза Фирса Лене и Любе «Я тоже здесь. Про меня забыли? Станем втроем вечность коротать»; а музыкальную ткань оперы скрепляет жанровыми номерами, иногда с цитатами или стилизициями – будь это полька Дуняши, фокстрот Шарлотты (чудится «Бал-маскарад») или колыбельная Гришеньке (а здесь фрагмент из Чайковского).

Пожалуй, единственное, что удовлетворило обозревателя «НГ», – это солисты и оркестр. Партитура объективно выучена (дирижировал итальянец Тито Чеккерини), солисты этот материал одолели, по ощущениям, без проблем и, кажется, даже смогли внести что-то личное в эту музыку. Раневскую пела Анастасия Москвитина (она дебютировала в Большом в прошлом сезоне с партией Розалинды в «Летучей мыши»), Гришу и Аню – участницы молодежной программы Александра Кадурина и Ульяна Алексюк, они уже не в первый раз задействованы во «взрослых» проектах театра и каждый раз очень успешно. В роли Шарлотты блеснул Петр Мигунов, а в роли Фирса – Ксения Вязникова, оба сорвали аплодисменты верной искусству части зала во втором отделении. Наивного Леню спел Марат Гали, заносчивого Яшу – Алексей Татаринцев, наконец, Лопахина – композитор считает его воплощением зла – Дмитрий Варгин.