Дарья Курдюкова В воскресенье закрылась II Московская международная биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?». Несмотря на кризис, ее бюджет и ее масштаб были больше, чем у первой биеннале два года назад, – сказалось ли это на ее качественном уровне, вопрос спорный. Кажется, что биеннале самопроизвольно расползлась вширь вместо того, чтобы копать в глубину. Подводя итоги этого марафона длиною в месяц, «НГ» обратилась к независимым кураторам и художникам с двумя вопросами:
1. Были ли для вас на этой биеннале художники-открытия?
2. Чего не хватило биеннале?
Иосиф Бакштейн, комиссар Московской биеннале современного искусства
1. Было несколько интересных проектов на разных площадках и 4–5 имен, которые мне запомнились. Например, Антон Польский, Ольга Сновская-Майорова, Ярослав Трунов, Пророчица Агафья, арт-группировка «ЗИП» (мы писали о «ЗИП» 8 июля. – «НГ»), Анастасия Забровская.
2. Большей обоснованности кураторских решений и концентрации сильных работ в одном месте – думаю, стоило сделать что-то вроде основного проекта, поскольку сейчас получился значительный разброс по уровню представленных произведений. Из многочисленных выставок выделяются выставки в комплексе ArtPlay и в Большом винохранилище Винзавода.
Андрей Ерофеев, искусствовед, куратор
1. Мне очень понравился француз Жюльен Гроссман с поющими островами и комната бомжей арт-группы «ЗИП» из Краснодара. Они выделялись на фоне достаточно типичной и интернациональной по духу художественной продукции, в основном ориентированной на переиначивание использованной вещи. Игра с эстетикой помойки. Это, конечно, и интереснее, и тоньше, чем недавнее заигрывание с гламуром и стилистикой тоталитаризма. Но главное в прошедшей биеннале – ее количественные показатели: 600 художников, 38 выставок. Перед нами очередной подвиг женщины-кураторши. Даша Пыркина пошла по следам Ольги Свибловой с ее грандиозными фотобиеннале и заслуживает титула суперкуратора-тяжеловеса. В Москве раньше, конечно, такого не было, чтобы разом показывалось столь много искусства начинающих авторов из самых удаленных уголков мира. Да и нигде, пожалуй, такого нет. Тут намечается специализация Москвы в общем художественном процессе. Мировые столицы Париж, Лондон и Нью-Йорк показывают гениев, отобранный, отсортированный, штучный, уникальный товар. А Москва выступает в роли первичного рынка-сырца, где вываливается все скопом, вся разносортица, весь некондиционный, необработанный материал, который и товаром-то еще назвать трудно. Центр мировой провинции! И к нам, естественно, уже потянулись международные кураторы, которые, словно кроты, роются в этой россыпи предложений в поисках перспективных авторов. Провинциальный центр – это трамплин в «большое искусство» для начинающих авторов и, с другой стороны, место отдохновения для тех, кто вышел в тираж. Ничего плохого в том, что Москва становится местом притяжения самого юного и самого устаревшего искусства, я не вижу. Слава богу, в новом мировом порядке и нам нашлось применение. Роль первичной ярмарки искусства не столь престижна, но совершенно необходима для мировой культуры. Да и к тому же лучше иметь скромную роль, чем вообще никакой, как у подавляющего большинства стран.
2. Естественно, того, что должно делаться в столицах, – качественного отбора и селекции. Зачем так много художников? Искусство же меряется не килограммами. Это штучный товар. А бесконечные выставки похожей и почти анонимной продукции утомляют. Вряд ли кто-то, кроме специалистов, обошел все биеннальные выставки. Другим навязчивым аспектом этой биеннале является намеренная социальная маргинализация искусства. Коль скоро Москва становится центром некондиционного творчества, то и показывайте его в самых престижных или хотя бы легко достигаемых местах. А то все фабрики, да заводы, разрушенные цеха и подвалы. Как будто мы стыдимся чего-то. А уж если мы занялись живой, да еще к тому же молодежной культурой, то надобно отбросить всякий стыд.
Хаим Сокол, художник, участник I Московской биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?»
1. Нет, были художники, которых я знаю, а открытий не случилось.
2. Хотелось бы меньшего количества и лучшего качества. Вселенский охват биеннале не оправдан. Понятно, что если пригласить миллион художников, то среди них найдется десять хороших – но ведь лучше сразу найти десять хороших. Каждому хочется сделать выставку, при этом в силу понятных причин – желания организаторов придать событию более развернутый формат и благосклонного отношения к молодым да зеленым, которые дальше все еще покажут, – осуществляется не очень жесткий отбор┘ В итоге чтобы выискать что-то стоящее, нужно очень пристально всматриваться, а сконцентрироваться тяжело. Мне больше всех понравились итальянская («Внимание! Пересечение границы!») и мексиканская («Пересекая границы») выставки на Винзаводе – там было всего по 10–15 художников, что в итоге дало внятный результат. Но, к сожалению, они никак не связаны с современным российским искусством.
Анатолий Осмоловский, художник, куратор, участник I Московской биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?»
1. Не думаю, что в связи с молодежной биеннале можно вести разговор об открытиях – это ведь показ экспериментов молодых людей, которые еще вчера были студентами, а может, студенты и сейчас. Из художников, которые дебютировали за последние два года и которые участвовали в биеннале, наиболее интересный, на мой взгляд, Арсений Жиляев. Но он уже реально художник, а не студент и не аспирант, если можно воспользоваться такими терминами.
2. Всему молодому искусству не хватает внятных художественных программ. Большинство молодых авторов занимаются каждый своим делом и не думают о том, что их окружает и какая художественная программа ими выражается. Вот это слабое место. Ну, по крайней мере когда я был совсем молодым художником, то с самого начала думал о художественной программе, формулировал ее. Хотя на самом деле вместо нее могут быть какие-то сверхубедительные художественные достижения – но и этого тоже нет. Нет ни программы, ни визуально и пластически убедительных артефактов – и в этом слабость. Опять-таки она может быть компенсирована кураторской организующей волей, которая создала бы единое контекстуальное пространство, но ее я тоже, честно говоря, не увидел. Правда, я посмотрел не все выставки.
Виктор Мизиано, художественный критик, куратор
1. Открытия неизбежно были просто в силу того, что речь идет о биеннале молодого искусства. Но не могу сказать, что они меня приятно порадовали или хотя бы просто запомнились. Увы, уровень работ и авторов далек от совершенства. Есть и обратная сторона вопроса – некая компактная группа одних и тех же авторов назойливым лейтмотивом перетасовывалась с одной выставки на другую. А это симптом, свидетельствующий о том, что общий уровень молодого искусства низкий и круг художников, обративших на себя внимание кураторов, приблизительно один и тот же. Хотя, честно говоря, по-моему, даже некоторые из этих счастливчиков оказались в лидерах поколения просто за отсутствием лучших альтернатив.
2. Прежде всего биеннале так и не стала биеннале – по формату это скорее фестиваль. Биеннале предполагает более четко прорисованный стержень – концептуальный, тематический, структурный. Я не хочу сказать, что биеннале – это непременно лишь один заглавный проект, хотя в большинстве случаев так и есть. Нет, биеннале вполне может состоять из нескольких проектов, но драматургия – цельная и осмысленная, должна быть. В данном случае мы имеем бесформенный и неоправданно раздутый фестиваль. Поэтому – как уже говорил два года назад – в этом формате я не вижу смысла проводить биеннале раз в два года исключительно из фетишизации модного термина биеннале. Подобное событие – несколько безалаберное и без больших претензий, вполне можно проводить раз в год, с меньшим размахом и превратив в московский летний фестиваль молодого искусства.
Важно и то, что отсутствие концепции и драматургии – это признак отсутствия инновационной модели культуры. А ведь от каждого большого проекта ждут именно этого – не просто показа художников и произведений, а их проектной артикуляции. А это, в свою очередь, требует интеллектуальной смелости, готовности идти на риск и неизбежно делать ставку на кого-то и что-то в ущерб кому-то и чему-то. Та модель, что просвечивает сквозь рыхлую структуру нынешней биеннале, – модель охранительная. Она готова взять всех под свое крыло, расфасовать, никого не обидеть и таким образом поддержать статус-кво.
Были, правда, и удачные проекты – не буду их называть, раз уж не стал называть проекты вопиющие. Эти интересные проекты не стали для меня откровением, но в них видно желание предложить другое видение культуры, отличные от официального мейнстрима ценности. В одном случае речь идет об интимизме, то есть о выходе из арт-системы в индивидуальные миры и антропологические пространства. А в другом случае – просто попытка сделать строгую, почти филигранную работу, то есть противопоставить всей этой каше фактически маниакальный, так как никем не затребованный, профессионализм. Две эти кураторские позиции показались крайне симптоматичными.
Но вообще я отношусь с большой симпатией ко всем, кто эту биеннале делает, – и знаю, как это тяжело. И в заключение хочу заметить, что II биеннале – еще не итог, в любом периодическом мероприятии важен третий выпуск.
