Михаил Мессерер: "Старое придает ощущение стабильности"

В петербургском Михайловском театре в выходные станцевали премьеру балета «Лауренсия» Александра Крейна по мотивам драмы «Овечий источник» Лопе де Вега. Инициатор возвращения знаменитого когда-то спектакля из архива в актив культуры – главный балетмейстер театра Михаил Мессерер, в чьей редакции и предстала хореография Вахтанга Чабукиани ответил на вопросы корреспондента «НГ» Владимира Дудина.

- Анонс премьеры балета «Лауренсия» появился на сайте Михайловского театра как-то внезапно. Чем вызвана такая экстренность?

- Одной из первых причин стали ближайшие июльские гастроли в Лондоне, где не хватало одного полнометражного и одного современного одноактного балета. Для постановки современного балета я пригласил Вячеслава Самодурова, прежде известного как солист балета Мариинского театра, а сегодня первого танцовщика в Королевском балете Ковент-Гардена, словом, профессионала с российскими корнями, работающего на Западе. Я видел его постановки в Королевском балете и в Большом театре на творческих мастерских, и они мне понравились. В качестве же полнометражного балета в год 100-летия Вахтанга Михайловича Чабукиани возникла идея восстановить «Лауренсию».

- Вы, получается, пошли уже традиционным для других театров путем – восстановления старых балетов?

- В балетном мире сейчас репертуарный голод (и я тоже не могу похвастаться тем, что ко мне каждый день приходят талантливые хореографы и предлагают свои работы), поэтому всюду принято восстанавливать старые спектакли, которые иногда честно называют «по мотивам», а иногда восстановлением. Я уже слышал в разговорах, что наша «Лауренсия» не будет тем спектаклем, который был поставлен в 1939 году, но ожидать такого было бы наивно. Поэтому я прямо декларирую, что это будет спектакль по мотивам постановки Чабукиани с использованием его хореографии, но что-то пришлось добавить, в частности, соединения между номерами, а что-то сократить. Нам хотелось, чтобы спектакль был созвучен современности. Сегодня в мире царит нестабильность, а старое, традиционное придает, на мой взгляд, ощущение стабильности.

- Какой опыт получает труппа, разучивая «Лауренсию»?

- В этом балете есть прекрасный материал, на котором артисты могут повышать и танцевальный, и актерский уровень, учась создавать художественные образы. Сегодня во всем мире молодые артисты только слышат о том, что на сцене полагается создавать образы, но что это такое – точно не знают. Сюжет Лопе де Веги в этом смысле предлагает насыщенные, полнокровные образы. Интересная, сложная хореография основана на классике, на лексике предшественников Чабукиани – Горского, Иванова, Петипа и т.д. Важно, что в «Лауренсии» много характерных танцев – жанра, который считается сегодня чуть ли не окончательно умершим. Артисты, уверен, вырастут на этом спектакле.

- Так ли хороша музыка Александра Крейна?

- Это, конечно, далеко не Чайковский, но она танцевальна. Ведь в балете, к сожалению, не все партитуры написаны Чайковским, Прокофьевым или Шостаковичем. Если бы можно было поставить что-то на музыку высокого полета, я с удовольствием сделал бы это, но такой возможности пока не представилось.

- Вам самому-то нравится этот балет?

- Для меня это ни в коем случае не фетиш, но я отношусь к нему с большим уважением. В нашей семье всегда с пиететом относились к имени Вахтанга Михайловича Чабукиани. Он заходил к нам домой, когда я был еще юношей и только начинал профессиональную деятельность. Вахтанг Михайлович танцевал с моей мамой (Суламифь Мессерер – Прим. «НГ») один из первых спектаклей «Пламя Парижа» и «Дон Кихот». Бывая у нас дома, он рассказывал маме, какие изменения нужно сделать в постановке «Лауренсии» для Токио-балета. Это было в начале 1970-х годов, и я слышал эти разговоры, прекрасно запомнив предложения Чабукиани.

- Когда-то в «Лауренсии» блистали звезды советского балета...

- Да, в нем феноменально когда-то танцевали знаменитые ленинградские танцовщики, среди которых был сам Чабукиани, а также великие Дудинская, Брегвадзе, Шелест, Вечеслова. В Большом театре в нем танцевали Плисецкая, Васильев, Тимофеева, создав великолепные роли. Верно, сегодня по всему миру трава не такая зеленая, как была раньше, и таких исполнителей нет. Но я надеюсь, что наши артисты и дальше будут улучшаться. Пока что меня убеждает актерская работа Марата Шемиунова в партии Фрондосо. Он только начинает карьеру классического премьера и надеюсь, что вырастет в ближайшие годы. Хороши и наши прима-балерины – Ирочка Перрен и Катя Борченко. Женская партия Паскуалы здесь не сложнее, чем Одетта-Одиллия в «Лебедином озере», за которую, к слову, обе девушки получили положительную оценку зрителей и критики, поэтому они отлично справятся.

- В 1939 году драма «Фуэнте Овехуна» Лопе де Веги была у театральной публики на слуху, популярная и до революции, после нее ее стали трактовать как чуть ли не главную революционную драму в классическом наследии... Сегодня читают намного меньше. Каков будет резонанс?

- Ну, да – 1939 год, война в Испании, все это было очень близко, созвучно политической ситуации в стране. Но тема борьбы за свободу будет созвучна всегда. Чабукиани создал ряд версий по этой драме: первую в 1939 году, затем появилась измененная версия для постановки в его родном Тбилиси в 1948 году, и еще одна была сделана в 1956 году для Большого театра – к ХХ партсъезду. Я изучил все эти версии. Каждая из последующих, в данном случае, улучшалась, становясь все более интересной и танцевальной, особенно последний акт. Нашу версию мы основываем на тбилисской, по которой был снят телефильм, длящийся, правда, всего 24 минуты, и номера в нем были перекомпонованы Чабукиани специально для телефильма, но этот фильм – огромное подспорье для реставратора.

- На сайте вы поясняете, что Лауренсия принадлежит к образцам «сталинского классицизма». Классицизм – прекрасно, «сталинский» все омрачает.

- Люди творили вопреки людоедскому режиму, создавали шедевры, находясь под дамокловым мечом: то ли тебе дадут сталинскую премию, то ли отправят в ГУЛАГ, а порой и то, и другое в разных последовательностях. Жете по кругу они должны были оправдывать теорией социалистического реализма. Повторюсь, для меня этот балет далеко не фетиш. Но мне очень хочется обратить внимание на забытые работы достаточно протяженного периода в развитии русского искусства, которое называют либо сталинским классицизмом, либо сталинским ампиром, проявившимся во всех видах искусства, в частности, в балете. «Лауренсия» – один из наиболее заслуживающих внимания спектакль того периода, а далеко не все спектакли, которые относят к жанру «драмбалета» заслуживают возвращения. В отличие от Мариинского и Большого, где примерно понятно, что имеется в виду под «классикой», для нас это не так понятно, как кажется, и мы не можем слепо повторять то, что делается на Театральной площади нашим великим старшим братом – мы должны искать свою нишу даже в классике. Отсюда у нас появилось иное «Лебединое озеро». «Лауренсия» – балет, родившийся когда-то в недрах Мариинского балета, но он давно не идет там, и мне показалось, что у нас есть моральное право вернуть этот спектакль зрителю, тем более что это будет спектакль, отличный от того, который поставили в 1939 году. Для меня важно, чтобы этот балет жил.