Груз национального колорита

Нерадостная жизнь из картины Лозницы.
Кадр из фильма «Счастье мое»

Такое впечатление, что на Каннском фестивале народу с каждым годом все прибывает. Теперь даже на самый первый, утренний показ, который начинается в 8.30 утра, надо приходить очень-очень заранее.

Иначе есть вероятность пролететь совсем или оказаться под потолком сбоку, откуда даже колоссальный экран Teatre de Lumiers кажется скособоченным. Порой залы приходится брать интеллигентным штурмом. Впрочем, по сравнению с нашим, отечественным, он выглядит обменом светскими любезностями.

При той не слишком сильной программе, что в этом году нам вручили отборщики, всякое известное в кинокругах имя становится мощной приманкой. И хотя всякое бывало на Круазетт, столь удручающе скучно-ровного конкурса видеть, кажется, не приходилось. Да даже имена в этом году разочаровывают.

Если бы «Беспредел» был одним из первых фильмов Такеши Китано, мы все хором непременно воскликнули вслед за названием одного из его фильмов: «Банзай, режиссер!» Но такого Китано мы опять-таки уже видели, и не единожды. Изящные мордобои, карикатурные убийства, кровавые туповатые разборки – все эти аксессуары киноякудзы Китано прошел еще во времена своей молодости. Разумеется, рукой мастера добавлены кое-какие нюансы – получилось чуть смешнее, чем раньше. Но не более того.

Очень ждали новой картины обладателя «Оскара» за режиссуру «Красата» (именно так, с ошибкой!) Алехандро Гонсалеса Иньяриту. Наверное, если бы не совершенно уникальный актер Хавьер Бардем с его бешеной внутренней энергетикой при минимуме изобразительных средств, фильм свалился бы в мелодраматическое морализаторство. Тут и смертельно больной идеальный папа-красавец с парочкой детей от проститутки-шизофренички, и его мучительная вина перед случайно отправленными на тот свет двумя десятками китайцев-гастарбайтеров, и вообще – сразу много трупов, депрессии и мрачных размышлений «куда катится современное общество?».

Не задаваясь подобными масштабными вопросами, иранский классик Аббас Киаростами (обладатель «Золотой пальмовой ветви»-1997) создал поэтическо-философское эссе на двоих «Заверенная копия». В главной роли – Жюльетт Бинош и английский певец Уильям Шимел, впервые оказавшийся на съемочной площадке, но сыгравший так, словно на ней родился и всю жизнь живет. Разговорный фильм, в котором два человека, впервые встретившихся на несколько часов, пытаются понять, где та грань, где кончается настоящее и начинается копия. «Джоконда» – это ведь тоже копия, получается? Ведь это портрет Моны Лизы, а значит – вещь вторичная. Жюльетт Бинош – актриса, конечно, необыкновенная. И дело даже не в той степени достоверности, какую мы видим у нее на протяжении двух часов. Дело скорее в той необычной манере, которой научил ее Киаростами. Странный эффект сочетания полной правды игры и ощущения, что актриса каждую секунду не забывает о присутствии зрителя по ту сторону объектива. Мы словно вовлекаемся в игру (а на экране тем временем герои принимаются изображать супружескую пару с 15-летним стажем) и ценим одновременно и достоверность, и приглашение поучаствовать в этой, казалось бы, совершенно интимной забаве.

«Заверенная копия» – первый «западный» фильм иранского режиссера, и при том, что картина сделана отлично – начиная с отточенных диалогов, кончая блистательными исполнителями эпизодов, – грустно. Так всегда бывает, когда большой мастер оказывается на чужой территории, на которой он чувствует себя вполне свободно и органично, но за пределами которой он оставил самую «малость» – собственную неповторимость.

Довелось посмотреть и первый украинский фильм в истории каннского конкурса – «Счастье мое» Сергея Лозницы, первую игровую картину известного документалиста. По степени концентрации национального колорита можно сравнить разве что с «Грузом-200» Алексея Балабанова. И тоже есть, кстати, цинковый гроб┘ Но в отличие от «Груза-200» фильм Лозницы погружает нас не в советские, а в знакомые и более близкие нам российские реалии. Это дорожная история с переключениями и путешествием во времени, сюрреалистическое, абсурдистское, но не теряющее связи с реализмом. И оставляет сильное впечатление.

«Утомленные солнцем» Никиты Михалкова покажут последним в конкурсе. Так что от оценок прессы он (вольно или невольно, но все же думается, что вольно) будет свободен. В рейтинги критиков фестивальной прессы его картина не попадает (к субботе фестивальные журналы прекращают свою авральную деятельность), и к понедельнику, когда выйдут все остальные газеты, под прицелом журналистов будут уже только лауреаты.