Григорий Заславский
У войны разные лица. Сцена из спектакля «Вечно живые».
Фото Михаила Гутермана
«Вечно живых» в постановке Бориса Морозова нельзя назвать большой удачей. Тем не менее, выходя из зала после премьеры, можно, не кривя душой, поздравить режиссера с премьерой.
В «Вечно живых», премьера которых вышла в Академическом театре Российской армии накануне юбилея Победы, некоторые вещи, прямо скажем, раздражают. Еще до начала спектакля успеваешь подумать, что декорация патриарха отечественной сценографии народного художника СССР Иосифа Сумбаташвили – не из тех, что «в помощь»: стены в человеческий рост оклеены увеличенными черно-белыми фотографиями военных лет. Артиллеристы, пехота, лица, черты которых потеряли четкость при большом увеличении. Эти самые стенды кажутся случайно доставшимися в наследство от предыдущего юбилея Победы, с какой-нибудь выставки. Еще важнее, что среди документальных фотографий, пусть и потерявших резкость, трудно играть выдуманную историю. Театральность почти неминуемо обернется фальшью. Понятно, что даже из этой прямолинейной ситуации был выход. Можно было оставить стены стерильно-белыми или оклеить бледными, выцветшими обоями, которые бы в «моменты истины» высвечивались контровым светом фронтовыми фотографиями. Но что придумывать теперь, когда дело сделано?!
Следующая «остановка в пути», преграда для актеров – костюмы. В первой самой сцене видно, что их автор, Алёна Сидорина, то ли денег не имела вовсе и брала первые попавшиеся, из подбора, то ли решила так подчеркнуть над- или вневременной порядок действий. Невозможно поверить, чтобы в богатых костюмерных Театра Красной, затем – Советской и лишь в последние 20 лет – Российской армии не нашлось 30 костюмов военного времени. Даже и того меньше, беря в расчет, что несколько персонажей в пьесе Розова выходят в военной форме. Народный артист России Валерий Абрамов (Фёдор Иванович Бороздин) выходит в современном галстуке, в пиджаке сегодняшнего кроя. А это мешает верить в происходящее, да и актерам не может не мешать.
Но все эти, в общем, важные, существенные неприятности не мешают увидеть и оценить многого интересного, что в спектакле есть. Хотя до спектакля – еще несколько слов.
Не всякая хорошая, даже замечательная пьеса превращается потом в хороший спектакль. Говорят, в «Современнике» пьесу Виктора Розова долго считали неудачной, известно точно – что хотели открывать театр совсем другой пьесой, но им этого не разрешили. И вот «Вечно живые» Розова стали и великим спектаклем, положившим начало и жизни, и легенде, и совершенно новой, свежей интонации нового театра, и великим фильмом «Летят журавли».
Борис Морозов для своего спектакля пьесу сильно сократил, обрезая детали, какие-то углы этой частной истории. Режиссер увидел в ней притчу и в этом не был далек от истины. Правда, кажется, в угоду притче режиссер несколько раз заставляет героя, уже после гибели, возвращаться на сцену, чтобы дочитать старое письмо или повторить уже сказанное при прощании. Сцены – лишние, ничего не добавляющие. Ни к Розову, да и для притчи – не обязательные.
Розова в свое время если ругали, то – за сентиментальность, за прекраснодушие. Наверное, в нем все это было. Но главное, что текст Розова не кажется пыльным или вытащенным на свет божий из чужой, ушедшей эпохи. Слушая диалоги героев, даже если кто-то из актеров пока недотягивает, не справляется с ролью, ловишь себя на том, что история эта трогает, что звучит современно. Она, что и требовалось, вызывает сочувствие, но также и зависть – к силе чувств, а еще больше – к ясной для всех тогда картине мира, где белое – белое, а черное – неизменно черное. Люди – им положено – и тогда вели себя по-разному, красиво жить хотелось и в войну, и в эвакуации, но предательство в глазах остальных не прощалось, подлость – большинством оценивалась как подлость.
В спектакле Бориса Морозова, во всяком случае на премьере, удачнее сыграны эпизоды, чаще – характерные, не главные, а второстепенные герои: Нюра-хлеборезка (хотя все помнят, как играла эту роль Галина Волчек, даже те, кто не видел ее, знают по многочисленным подробным и восторженным описаниям) в исполнении Елены Анисимовой; юркий, не пропавший в тылу, скользкий, как угорь, администратор филармонии Чернов (Константин Денискин); Монастырская (Анастасия Бусыгина), ленинградка, вернее – петербуржанка, пытающаяся и в эвакуации жить по салонным правилам, в стершемся, но узнаваемом виде дошедшем через революции и войны с Серебряного века. Можно вообразить, как бы могла она развернуться, увлекая в свои вечера, в которых и порок, и нега, но эвакуация и угол в комнате работницы мыловаренного завода – не лучшее место для салонных затей. Из главных героев хороша Вероника (Татьяна Морозова), правда, увы, не все, кто рядом, готовы соответствовать ее серьезной и подробной игре. Ей одной – правда, из трех имеющихся – досталось хорошее платье. Как говорится, повезло.
И еще. Кажется, прежде на это не обращали внимания, а Морозов и увидел, и сделал на этом акцент: если воспользоваться названием известной книги, Розов показывает, какие разные у войны бывают женские лица, разнообразие женского выбора и женской доли, поскольку выбор не всегда был за ними.
Трудно сказать, вечная она или нет, но, судя по спектаклю Бориса Морозова, пьеса Розова и сегодня – живая.
