Судьба подстраивает козни

Ромео (Александр Волчков) и Джульетта (Анна Никулина) станцевали старательно, но не вдохновенно. Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта».
Фото Дамира Юсупова

Две равно уважаемые семьи вновь скрестили шпаги в стенах Большого театра. В первый раз версию Юрия Григоровича и Симона Вирсаладзе на главной сцене страны увидели в 1979 году. В последний – в марте 1995-го. В декабре того же года Вячеслав Гордеев, первый исполнитель партии Ромео у Григоровича, потеснив того на посту худрука Большого балета, возобновил здесь легендарную постановку Леонида Лавровского и Петра Вильямса 1946 года. Менее чем за пять лет редакция Гордеева выдержала 18 представлений – столько же, сколько спектакль Деклана Доннелана и Раду Поклитару с декабря 2003 по январь 2005-го. Теперь Юрий Григорович решил «оживить шекспировские образы в новом времени». Эта попытка – дань памяти Наталии Бессмертновой, его первой Джульетты.

Превратив трехактный балет в двухактный, постановщик внес в первоначальный вариант еще кое-какие изменения, главным из которых называет появление на сцене подиума – дополнительной игровой площадки, позволяющей добиться параллельного действия. Григорович всегда был крепким режиссером. Его и смолоду вне зависимости от того, насколько удавалась или не удавалась хореография, отличали способность заранее видеть спектакль как единое целое, отсутствие случайных мизансцен, умение выстроить динамичное действие и плотно притереть друг к другу все элементы. И сегодня иным из молодых, не уступающим, а то и превосходящим мэтра в таланте хореографа, в этом смысле есть чему поучиться на его спектаклях.

Отряхнув в конце 50-х прах драмбалета с ног советских артистов, отказавшись от пантомимы и утвердив танец как основное выразительное средство, тогдашний революционер не выступил тем не менее приверженцем «чистой» пластики, а унаследовал один из основных принципов своих предшественников. Наряду с техникой сделал ставку на актерскую игру, на переживание, на психологическую глубину. Это стало сильной стороной его самых удачных созданий, но парадоксальным образом его же и подставило. Далеко не всегда даже очень хороший танцовщик, даже высококлассная балерина в той же мере одарены и актерски. Сегодня это редкость. А отсутствие драматической наполненности нагляднее высвечивает и собственно хореографические проблемы. В премьерном составе требованиям жанра хоть отчасти соответствовал лишь Вячеслав Лопатин-Меркуцио. Лукавый, игривый, прыткий, он на несколько мгновений рассеивал царившую на сцене скуку, но погоды не делал. Анна Никулина-Джульетта легка, мила, но пережимает с «детским» кокетством и «недетскими» страданиями. Выучив с ней последовательность движений, никто, похоже, не потрудился объяснить, что, собственно, нужно играть. Не вообще, а в каждом конкретном эпизоде. То же и со среднестатистическим Ромео Александра Волчкова. Уделом предоставленных самим себе артистов стали общие места. Еще печальнее дело обстоит с Тибальдом. Хотя исполнитель партии Павел Дмитриченко виноват в этом меньше всего. Нет ничего удивительного в том, что сознательно или неосознанно танцовщик вдохновляется Тибальдом гениального Алексея Ермолаева. Трудно вспомнить, а тем более создать образ мощнее и заразительнее. Невозможно не поддаться его обаянию. Но отчего же опять никто не объяснил молодому артисту, что его фактура диктует совсем иной подход? В результате бедняга Тибальд штампованно играл желваками, бычился, всех норовил напугать, но никому не было страшно.

Публику происходившее на сцене не заражало. И очевиднее становилось однообразие пластических решений. Весь хореографический текст будто бы состоит из одних восклицательных знаков. А высказываний-то перед ними и нет. Сплошной частокол из жете, арабесков и бессчетных, бессчетных воздеваний рук. Много внешнего пафоса, но внутри пусто и не холодно даже – прохладно. Не спасает ни новый подиум, ни гениальная музыка (тем более что чудовищное премьерное исполнение ее оркестром Большого театра под управлением Андрея Аниханова напоминало едва ли ни кошачий концерт), ни вновь сработанные декорации (от количества эстрадного люрекса в тюлевых складках обладавший безупречным вкусом Вирсаладзе, должно быть, перевернулся в гробу).

В эти дни в одном из румынских городов проходит театральный фестиваль «Гамлетов». Любопытно было бы организовать фестиваль балетов на музыку Сергея Прокофьева по самой печальной на свете повести. Когда рядом оказались бы версии Аштона, Макмиллана, Кранко, Виноградова, ван Данцига, Шпёрле, Прельжокажа, Григоровича, многое стало бы ясно.