Марина Гайкович
«Геликон» начался с оперы «Мавра».
Фото предоставлено пресс-службой театра
Московскому театру «Геликон-опера» в этом году исполняется двадцать лет. В честь этого события весь апрель в театре проходит фестиваль под названием «Программа 20х20. Музыка ХХ века – «Геликону» ХХ лет», то есть показывают оперы, написанные в прошлом веке. Их в репертуаре театра – десять, и это, если посмотреть московские театральные афиши, рекорд. А если принять во внимание названия – рекорд двойной, поскольку среди них есть на самом деле редкие вещи.
Правда, попадали они в репертуар «Геликона» не всегда с парадного входа, иногда просто по необходимости. Но потом, кто знает, может быть, вынужденный выбор и определил дальнейшие интересы труппы? Собственно, изначально и труппы-то полноценной не было. Был 23-летний выпускник ГИТИСа Бертман, о таланте которого, конечно, бродили слухи, и молодые певцы, которые ему поверили. Таких было четверо – Наталья Загоринская (сегодня бывшая консерваторская выпускница уже в статусе примадонны театра), Екатерина Мельникова (она сейчас работает в Германии), Светлана Куликова и Сергей Яковлев. В поисках «чего бы поставить» тогда они нашли «Мавру» Стравинского, и это был первый спектакль «Геликон-оперы», он прошел в Доме медика на Большой Никитской 10 апреля 1990 года. Спустя двадцать лет те же солисты объединились, чтобы вновь сыграть «Мавру». Опера Стравинского идет в паре с другой ранней работой Бертмана и компании – оперой Хиндемита «Туда и обратно». Обе – опера-анекдот и опера-скетч решены режиссером в ироническом, даже с издевкой, тоне. В первой – вслед за Стравинским, вписавшим во внешнюю канву оперы-буфф, с персонажами-клише и непременным переодеванием, поклонением обывателей перед слащавым городским романсом, – высмеивается мещанский отечественный быт, приземленные нравы его обитателей. Все на сцене: и самовар, и сушки, и чай из блюдечка, и беседка с колоннами саду. Рачительная, но недальнозоркая мамаша, влюбленная девица, бравый гусар, хоть и переодетый в грудастую кухарку, но мечтающий залечь с добычей на диванчике, хитрая соседка, кричащая в финале «держи вора» и одновременно, «под шумок», прячущая в свою сумку сохнущие на веревке предметы нижнего белья. Можно только догадываться, с каким азартом разыгрывали эти сценки молодые и дерзкие артисты двадцать лет назад. Догадывались ли они, до каких пределов дерзости им еще предстоит дойти, ведь каждая бертмановская постановка смущала общественные взгляды и разворачивала настоящие баталии в профессиональной среде. Достаточно процитировать вопрос одного консерваторского профессора другому: «Ты знаешь, кто убил Кармен? Сразу предупреждаю, не знаешь!»
Опера Хиндемита «Туда и обратно» – потрясающий образец композиторской техники, обнаруженной еще в творчестве Гийома де Машо (XIV век), автора рондо «Мой конец – мое начало, мое начало – мой конец»: музыкальная ткань (и текст) сочинения, достигая оси, начинает развертываться в обратном направлении (образуя условно зеркальное изображение). В опере Хиндемита так же симметрична и сюжетная линия: ревнивый муж убил супругу, но раскаяние было столь глубоким (та самая ось), что действие повернулось вспять. Приватная ситуация погружена у Бертмана в контекст театрального закулисья: с суфлером, вступающим попутно в разные беседы, неверными выходами артистов, капризным тенором (а мне за верхнее «до» хоть кто-нибудь здесь платит?), стареющей балериной (к тому же травести) и под конец – крикливой уборщицей.
Кстати, еще один опус, высмеивающий все нелепости уже самого жанра – «Образцовая опера. Вампука, невеста африканская», – в театре играют на день рождения, 10 апреля, такая сложилась здесь традиция.
Из остальных спектаклей, которые вошли в фестиваль, – «Средство Макропулоса» Яначека (за музыкальную часть постановки отвечал Геннадий Рождественский, после того как попрощался с Большим), «Упавший с неба» и «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, «Диалоги кармелиток» Пуленка и «Распутин» Джея Риза.
