Детям надлежит молчать и слушаться.
Кадр из фильма «Белая лента»
На последнем Каннском фестивале «Белая лента» Михаэля Ханеке получила «Золотую пальмовую ветвь». И конечно же, дело здесь вовсе не в том, что председателем жюри была Изабель Юппер, «его» актриса. Нельзя было не признать, что даже на фоне вполне сильного конкурса картина Ханеке «Белая лента» выглядела впечатляюще.
Маленькая немецкая деревушка, живущая по строгим законам протестантской морали. Несколько семей, повязанных давними соседскими или родственными отношениями. В каждой – свой страх. В одной глава семейства, доктор, насилует собственную 14-летнюю дочь и садистски измывается над любовницей – экономкой и местной акушеркой. В другой местный пастор с лицом, похожим на условный портрет мирового ханжества, истязает всех своих шестерых детей физически и морально под видом благонравного воспитания – оставляет без ужина, лупит розгами, цепляет на них символическую белую ленту как память о невинности, привязывает по ночам к кровати... Тем временем в деревне происходят одно за другим страшные и загадочные события – то доктор летит с лошади, споткнувшейся о проволоку, услужливо натянутую кем-то на ее пути, то сына барона похищают и избивают до полусмерти, то замораживают младенца, то ослепляют малолетнего олигофрена, сына акушерки. Скоро исчезают и акушерка, и ее покалеченный сын. Рассказ о тех событиях ведется закадровым, почти бесцветным голосом, принадлежащим – это выясняется не сразу – местному молодому учителю, ведущему рассказ через много лет.
Кто виноват в смертях и увечьях, мы не узнаем. Да и не надо – не в них дело. Хотя вслед за учителем мы готовы предположить, что это дело рук тех самых детей, которых пастор подвергает бесконечным истязаниям. Это именно его дочь, создание почти ангельской внешности, с непроницаемым выражением лица убивает отцовского питомца-птенчика ножницами – то ли из мести за очередное наказание, то ли просто давая выход агрессии. Это его сын тайком прохаживается по тоненьким перильцам над пропастью, проверяя, любит ли его Бог. И приходится с тоской констатировать: похоже, Бог про эти места давно забыл. Мальчик, из которого сегодня папаша-пастор пытается воспитать благовоспитанного христианина и который сейчас глядит на отца исподлобья, тусклым упрямым взором, завтра переступит не только через него – его рука взметнется среди миллионов таких же в приветственном «Хайль!».
Попытка объяснить, почему мир оказался пораженным коричневой чумой, – важная, но не единственная задача Ханеке в этой черно-белой, без музыки, построенной на крупных планах минималистской ленте. Ханеке не считался бы одним из лучших режиссеров современности, если довольствовался бы одной-единственной моралью. Белая лента – символ невинности. И вот – по деревне несется слух, что убит эрц-герцог Фердинанд. Деревня собирается в церкви, в воздухе повисла тревога. Пастор торжественно снимает с детей белую ленту, повязанную несколько месяцев назад после какого-то проступка. Лента снята, невинность забыта. Конец невинности. Прежней жизни больше нет.
Ханеке сочетает антониониевскую холодную пытливость и бергмановскую философичность, сдабривая их собственной брезгливой насмешливой назидательностью. Словно энтомолог, наблюдающий за насекомыми через объектив микроскопа, он разглядывает группы людей в объектив камеры, суммируя и классифицируя увиденное. Классифицирует он достаточно четко и строго, не боясь излишней черноты, не боясь показаться строгим и нетерпимым. Самое удивительное в «Белой ленте» – дети. На них, собственно, и держится фильм, они и есть тут главные герои, главные подозреваемые и главные жертвы. Все они молчаливы и красноречивы в молчании – им еще нечего сказать миру, они не умеют вербализировать свои ощущения, но если и правда то, что устами младенца глаголет Истина, то, по Ханеке, никакого Бога нет и в помине. Через двадцать, тридцать лет эти дети будут так же молчаливо и упрямо, ничего никому не объясняя, вести людей в газовые камеры, сбрасывать бомбы на города... Нейтральная, аскетичная манера, в которой сделан фильм, монотонное повествование, детектив, потерявший разгадку где-то в плоских бескрайних пейзажах зимней Германии, – все это высвечивает затяжной конфликт между людьми и здравым смыслом, словно поглаживая нарыв, который взорвется гноем Второй мировой.