Любовь в эмиграции

Игорь Ясулович в роли царя Креонта.
Фото с официального сайта МТЮЗа

Миф о Медее, который положен в основу нового спектакля Камы Гинкаса, поставленного известным режиссером в ТЮЗе, подвергнут им глубокой ревизии. Привлекая в свои союзники Сенеку, Ануя, Иосифа Бродского, Гинкас компилирует тексты таким образом, что дает свою версию, отчасти разоблачающую практически всех героев, задействованных в известном сюжете.

Повязаны здесь кровью все. Прежде чем дочь царя Колхиды, эмигрантка в Коринфе, совершит самое страшное преступление – отчаянное убийство своих детей во имя мести изменившему ей мужу, она переступит через закон не раз до того. Не менее страшно и то, что совершали вместе Медея и Ясон.

Она предаст отца, помогая украсть золотое руно возлюбленному коринфянину. Она во имя своего любовника убьет родного брата со всей архаической жестокостью страстной женщины Кавказа. Ей нет обратно дороги домой – сожжены все мосты. Но не только к царю Колхиды не может вернуться Медея, но и к соседям вокруг Коринфа, поскольку и тут вместе со своим мужем они наделали дел, жестоко убивая во имя политической ли или экономической корысти.

Тот, кто вершит высшее правосудие в Коринфе, царь Креонт, ничем не лучше. По его же собственным словам, он убивал без жалости не только воинов, но женщин и детей, убивал, как мы понимаем, без особой надобности. Этот царь пенсионного возраста понимает на склоне своих дней, что, если можно не проливать кровь, то лучше не проливать. Дочь Креонта завтра выходит замуж за Ясона, и потому Медея должна немедленно покинуть Коринф, оставив здесь своих детей.

Мир Коринфа в спектакле Камы Гинкаса лишен античной красоты. Это угрюмое и темное царство, в котором привычка к убийству вошла в плоть и кровь каждого. Они ничем не отличаются от варваров, хотя и кичатся тем, что цивилизованнее. Креонта играет Игорь Ясулович. Его царь похож на мэра захолустного предместья. В плаще с прозрачной папкой для бумаг, в резиновых сапогах – таким он является в дом Медеи.

Креонт – местный бюрократ, привык к такому неблагополучию в Коринфе: как и его подданные, он пересекает грязные улицы вверенного ему царства. Свои пурпурные царские одеяния с золотой маской Креонт оставит у порога дома Медеи как ненужный атрибут. В то, во что поверит толпа, не поверит умная Медея. Он – первостатейный циник, к тому же серый, посредственный человек. Медея должна уехать, потому что она чужая, а Ясон – свой. Вот и вся аргументация, поскольку Креонт знает наверняка: Ясона всегда оправдает суд патриотически настроенной толпы.

Пространство сцены сценографом Сергеем Бархиным уподоблено открытому бассейну, давно нуждающемуся в ремонте. Голубая кафельная плитка во многих местах отпала. Сам бассейн с водой расположен перед входом в дом, в нем давно никто не купается, скорее это грязная лужа. Все отмечено распадом. Из крана течет вода, переполняя раковину, какие устанавливали в коммуналках. На первом плане газовая плита, видавшая виды. На ней можно пищу разогреть, но никак не приготовить. Медея то и дело чистит картошку огромным ножом, внушающим ужас. Из этого безбытного бытия дорога к убийству или самоубийству коротка: от таза с картошкой к тазу с кровью – один шаг.

Для этой босоногой Медеи Екатерины Карпушиной, с рюкзаком для одного младенца на спине, с коляской в руках – для другого, нет места нигде. Это Кормилица (Галина Морачева) ностальгически вспоминает Колхиду, но никак не ею вскормленная дочь царя. В прошлом Медеи – походы с аргонавтами, бегство из дома, коварные злодеяния и преступления во имя Ясона. Она выглядит почти как полковая шлюха, ее душа огрубела, совершив преступления, управляемые страстью. В ней много от животной любви, и ничего – от света.

Все перегорело в огне страстей. Ясон Игоря Гордина женится на Креузе, потому что хочет спокойной, обыкновенной жизни, а не той, что изматывает необходимостью быть сверхчеловеком в глазах Медеи. Мы видим совсем не влюбленного в молодую невесту мужчину, а усталого и печального человека. Ясон не дает шанса Медее больше других остаться в живых, потому что категорически отказывается стать частью ее мира. Чтобы вырвать из сердца того, во имя которого приносились отчаянные жертвы, надо совершить последнюю – убить потомство Ясона. Двум младенцам тем самым ножом, которым недавно чистилась картошка, Медея пресекает жизнь. Пупсиков она кладет в прозрачные контейнеры. Их вручит Медея Ясону, и он не будет удивлен всем случившимся, вернувшись в постылый ему дом. Не он, потерявший все – отравленную Медеей молодую жену, зарезанных детей, – сжигает в ярости дом со злодейкой. В спектакле Медея сама подожжет жилище: огонь всполохнет заревом по воде. Ясон же будет смотреть почти безразлично на этот пожар, потому что в нем самом все сгорело давно, и в эту минуту догорает последняя надежда быть счастливым по-простому.