Инна Безирганова
Роберт Стуруа снова зажёг!
Фото с сайта kino-teatr.ru
«Назидательную пьесу без морали» – именно так определил жанр «Бидермана и поджигателей» швейцарский драматург Макс Фриш – Роберт Стуруа поставил как трагикомедию с элементами шоу.
Герои спектакля появляются на сцене подобно звездам Бродвея. В клоунском обличье, в парике и гриме предстает Готлиб Бидерман – ироничный и пластичный Заза Папуашвили. Похожа на эстрадную диву жена Бидермана Бабетта – эффектная, изнеженная, с изломанной пластикой дама (в этой роли Нино Касрадзе).
Один из поджигателей Шмиц (Бесо Зангури, сыгравший президента в скандально известном спектакле Р.Стуруа «Солдат, любовь, охранник и президент») виртуозно представляет циркового артиста в смокинге и цилиндре, а его вернувшийся из мест заключения товарищ по имени Марио Айзенринг (Давид Дарчиа) – экзотичного мусульманина в восточном костюме. Даже служанка Анна, этакая серая мышка (любимая «Джульетта» Стуруа – актриса Ия Сухиташвили), по собственному признанию, не пользующаяся успехом у мужчин, проявляет себя весьма ярко и театрально – к примеру, лихо седлает велосипед, чтобы отправиться на нем в путешествие по сцене.
Вся эта экстравагантная компания вместе с хором пожарных (в спектакле – очаровательных пожарниц!) еще и поет (или говорит речитативом) – благо музыку для этого легкого, хоть и затрагивающего серьезную, глубокую тему спектакля написал Гия Канчели.
Потом происходит разоблачение. Веселые костюмы непрошеных гостей, бесцеремонно внедрившихся в благополучный дом Бидермана, скинуты. И мы видим перед собой отнюдь не артистов, а поджигателей, одетых в черное и очень знакомых по нынешней, такой непредсказуемой и порой жутковатой реальности, о которой мы знаем если не по собственному опыту, то из телевизионных новостей. Они пришли устроить пожар. Зло, как правило, рядится в пестрые, яркие одежды, словно напоминает нам Роберт Стуруа.
Ореол святости и крылышки за спиной вознесенного над сценой героя, разумеется, всего лишь пародия, а на самом деле Бидерман – безжалостный делец, погубивший некоего Кнехтлинга: его многолетний компаньон покончил жизнь самоубийством после того, как Бидерман уволил его┘
Интересно наблюдать за метаморфозами Бидермана. Сначала он категорически против того, чтобы какой-то подозрительный бродяга Шмиц, напрашивающийся в гости, остался в его доме хотя бы на одну ночь, а потом готов всячески услужить ему и его дружку, оказавшимся поджигателями, и действовать заодно с этой преступной шайкой. Об этом красноречиво свидетельствует сцена, когда Бидерман подпрыгивает вместе со Шмицем и Марио на огромном батуте (сценография Георгия Алекси-Месхишвили), словно балансируя на краю бездны, на грани бытия и небытия.
Как ни удивительно, но симпатии зрителей все равно на стороне Бидермана. Преступники, вторгшиеся в чужой дом и проявляющие крайнюю агрессию, запугивают хозяев, угрожают Бидерману то разоблачением, то расправой, чего нет у Фриша. В пьесе поджигатели действуют гораздо элегантнее, корректнее, что ли. В спектакле вместе с хозяевами поджигатели рассматривают и анализируют план дома, обдумывают наилучший способ поджога здания. И смешно, и дико слышать рассуждения Бидермана и его супруги по поводу технологии поджога и особенностей бикфордова шнура, их диалог на тему, сколько именно потребуется канистр бензина, чтобы быстрее и успешнее осуществить пожар. Этой сцены тоже нет у автора. Давая советы поджигателям, несчастный Бидерман тем не менее слабо протестует: «Кто собирается сжечь мой дом, в котором я родился и вырос? Два негодяя?» Но это глас вопиющего в пустыне. И вот парадокс – именно Бидерман не просто дает спички поджигателям (как в пьесе), но и сам, собственными руками, поджигает бикфордов шнур, становясь послушным исполнителем воли террористов. Потому что заслуживает расплаты за свои грехи. Как говорит Марио, имея в виду Бидермана, за большими деньгами всегда стоит криминал. Требуется искупление. Жаждет мщения полубезумная вдова Кнехтлинг (Дареджан Харшиладзе).
В спектакле Роберта Стуруа в отличие от пьесы Макса Фриша действие завершается пожаром... Сначала сверху с неумолимой, фатальной неизбежностью опускаются канистры с бензином, все освещается зловещим красным светом. Потом пламя охватывает весь дом, и создается впечатление вселенской катастрофы. Это метафора гибели мира, человеческой цивилизации вообще, что может произойти в любой момент, если вовремя не остановить поджигателей – поджигателей в широком смысле этого слова. Но в том-то и дело, что в насквозь прогнившем обществе нет людей, способных это сделать. Они утратили веру, «большинство людей верит не в Бога, а в пожарную команду».
Отчетливо звучит тема апокалипсиса (как и в других спектаклях Стуруа последнего времени), с которой связана другая тема – преступления и наказания. От спектакля к спектаклю Стуруа все более жесток в оценках, все более саркастичен, у него все меньше иллюзий, связанных с человеком и человечеством.
В финале, после сцены пожара, Бидерман и Бабетта не понимают, куда попали. «Мы в раю?» – растерянно вопрошает Бабетта┘ «Нет!» – отвечает Бидерман. «В аду?» – «Да!» – подтверждает он. «Но почему?» – поражается Бабетта. «Потому!» – коротко отвечает Бидерман. Дальнейшее – молчание. В этом «потому» ответ на все вопросы. Так что в известной степени Стуруа не избежал назидательности, заявленной автором.
Правда, у Фриша действие продолжается уже в аду. На мой взгляд, решение Роберта Стуруа поставить точку раньше вполне оправданно: главное уже имело место – пожар сделал свое дело.
Тбилиси
