Марина Гайкович
В окнах-клеймах Черняков разворачивает события «Воццека».
Фото с официального сайта Большого театра
В Большом театре прошла премьера оперы Албана Берга «Воццек» – сочинения ключевого для музыкального театра прошлого и даже нынешнего века, настолько совершенны художественные идеи, воплощенные композитором в партитуре.
У самой идеи ставить «Воццека» в Большом было много апологетов и противников. Первые ратовали за восстановление справедливости – за почти 90 лет своего существования в Москве она не была поставлена ни разу. В Санкт-Петербурге – единожды, причем на премьере присутствовал сам автор! Но политические и социальные реалии советского общества определили иной путь существования оперы в России – прогрессивная западная музыка в него не вписывалась. Вторые обвиняли Большой в непоследовательной репертуарной политике и неготовности музыкантов к сложной партитуре Берга. И предрекали отсутствие публики. На премьере после второго действия сбежали несколько человек. Но позвольте! После второго действия «Сказания о невидимом граде Китеже» сбежало полпартера, а это, между прочим, Римский-Корсаков.
Композиция оперы Берга невероятно сложна, но одновременно прозрачна. Партитура ее стройна и совершенна, в ней можно объяснить логику движения каждой ноты. При этом – точно так же как у Моцарта – сложность конструкции не убивает свежести восприятия.
Руководство Большого театра оперу Берга доверило специалистам, которые только и ждали подобного заказа. Во всяком случае, если речь идет о Теодоре Курентзисе – яростном пропагандисте музыкального театра ХХ века. Курентзис сумел заразить партитурой Берга оркестрантов. Результат превзошел скептические ожидания: пусть местами было неровно, шероховато и несовершенно, но оркестровая масса оказалась подвижной, пластичной, была отчетливо слышна оркестровая полифония, уже не говоря о тончайшей динамической работе оркестра – от едва уловимого, призрачного, мистического пиано до устрашающих лав фортиссимо. Солисты Большого не уступили в мастерстве приглашенным солистам, уже не в первый раз работающим с этой оперой. Взвинченный, но порой впадающий в тотальное спокойствие Воццек у Георга Нигля, нервозная и отчаянная Мари у Марди Байерс, самовлюбленный «Капитан» у Максима Пастера, трусливый и словно постоянно оглядывающийся «Доктор» у Петра Мигунова, Тамбурмажор в стиле мачо у Романа Муравицкого.
Напомним, оперу «Воццек» Берг написал, находясь под впечатлением от изданных набросков пьесы Георга Бюхнера. Тот, в свою очередь, начал писать пьесу, познакомившись с заметками доктора Кларуса, которому пришлось обследовать одного заключенного на предмет душевной болезни. Заключенный этот – отставной военный Иоганн Кристиан Войцек, влачивший жалкое существование, – из ревности заколол ножом свою сожительницу и был приговорен к смертной казни. Дело было в 1821 году. Спустя 100 лет Берг превращает эту бытовую драму в психологическую, где безысходный трагизм финальной сцены (маленький сын Воццека и Мари скачет на палочке и не понимает, что родители мертвы) не может не тронуть даже самого черствого человека.
Режиссер и художник-постановщик Дмитрий Черняков, по его собственным словам, в решении этой оперы отходит от социальной драмы маленького человека. Его «Воццек» – это трагедия современного человека. Воццек, Мари, их сын – часть безликого и одинакового мира. Мы видим 12 одинаковых клеток, где находятся 12 совершенно одинаковых семей. Но семьи ли это? В одном пространстве три совершенно отдельных человека – каждый словно в своем коконе. Родители не разговаривают ни друг с другом, ни даже с ребенком. Коммуникации – только через мобильный. Серое, безликое, равнодушное общество. Когда Воццек рассказывает своему другу Андресу (Фредерик Аксельберг) страшные видения, тот даже не пытается вникнуть. Очевидно, что одну семейную пару – Воццека и Мари – подобное существование угнетает. Для того чтобы почувствовать, что ты жив и способен что-то ощущать, они играют в игры: Капитан и Доктор у Чернякова – роли. Так, в первой сцене Воццек приходит к «Капитану», получает конверт с деньгами и начинает переодеваться в военную форму. Тот тем временем облачается в мундир – и начинается сцена унижений и насилия. Так же и Мари – очевидно, чтобы вызвать в себе или муже намек на страсть, она надевает маску шлюхи и заигрывает с Тамбурмажором, остервенело и дико танцует с ним, более того – заставляет любовника спровоцировать Воццека на драку. Но приходит только горечь раскаяния.
Садомазохистские игры с завязанными глазами и плетками, наверное, возможны при полном доверии партнеров. Здесь же очевидно – доверия нет. Мари в нижнем белье и с завязанными глазами трясется от страха, стоя на стуле, а Воццек меняет плетку на нож. И, что самое ужасное, он – не сумасшедший, как и прототип двухвековой давности (реальный персонаж), только с той разницей, что современный Воццек хладнокровно констатирует смерть жены, укладывает ее в нелепую позу и уходит в бар. А затем возвращается и – впервые в опере – оживленно и продолжительно разговаривает с женой, и даже не замечает, что реакции нет.
Тем больше шокирует финал: сын главных героев (Владимир Плетюхин), не обращая внимания на мертвую мать, играет в приставку – его поколению уже совсем не знакомы человеческие рефлексии, что погубили родителей.
