Приношение Дягилеву

В сумбурную эпоху начала прошлого века имя Сергея Дягилева стало своеобразным брэндом российского искусства. До сих пор события, представленные в этой антрепризе, нередко обобщаются его авторством, независимо от того, что имена артистов, хореографов, художников, композиторов, связанных с «Русскими сезонами», в массовом порядке вошли в историю. Нынешний фестиваль тоже не вполне о них (хотя и об участниках «сезонов» - тоже), а в честь продюсера, который не просто показал Европе уровень современного русского искусства, но еще сумел грамотно его прорекламировать. Парижская публика всегда была эмоциональна, но такой степени восторгов и скандалов, как спровоцированные дягилевскими проектами, пожалуй, не бывало.

В орбиту (или водоворот) его интересов попадали наиболее значительные (и с его подачи становились культовыми) личности разных сфер искусства. Театральные костюмы Льва Бакста формировали направление моды, выступления Анны Павловой дали толчок к развитию национальных балетов┘ Не случайно Дягилева не приняла система Императорских театров и Петербург. Он не был настроен для регулярного театра, его стихия – свободная антреприза, в момент зажигающая звезды и почти так же быстро их перемалывающая. Дягилев, по сути, создавал шоу-бизнес, поп-идолов, причем именно в режиме конвейера. Фан-культура с каретами, в которые запрягались поклонники, и распитием шампанского из балетных туфелек ушла в прошлое. У Дягилева зарабатывали не столько звезды, сколько на звездах.

Главный символ дягилевской системы – его культовый проект и типовая жертва - Вацлав Нижинский, ставший при жизни легендой и закончивший жизнь сумасшедшим. С этого имени начался нынешний фестиваль. Нижинский – главный герой программы, привезенной Гамбургским балетом Джона Ноймайера. Ноймайер настолько проникся российским балетом первых десятилетий века и почти сроднился с эпохой «сезонов», что, кажется, любит и понимает русский балет, его историю и логику развития лучше россиян. С Нижинским Ноймайера роднят еще и польские корни. Практически российское происхождение – в начале прошлого века Польша была в составе Российской империи (иногда кажется, что Ноймайер – реинкарнация Нижинского, реализация хореографического потенциала танцовщика). У Ноймайера и вышло приношение не Дягилеву, Нижинскому. О том, что было реализовано (танцовщик) – «Павильон Армиды». То, что было намечено, но не сбылось (хореограф)– в «Вацлаве». То, каким мог оказаться главный спектакль Нижинского в ином времени – «Весна священная».

Ноймайер владеет продвинутой технологией в выращивании спектакля. «Армида» наращена вокруг единственного сохранившегося па де труа, показанного Александрой Даниловой. Балет из одного фрагмента хореографии, одного эскиза (акварель Бенуа становится окном в иное время) и одного отрывка старой записи. Здесь четко разграничено временя: прошлое – красочное, костюмированное, и настоящее в серых, пыльно-паутинных оттенках. Главный герой (Отто Бубеничек) разрывается в этом расколотом мире. В одном – «серый человек» с резкой точной и вкрадчивой пластикой (Иван Урбан), в другом – дружелюбные «роли»: Сиамец, раб Армиды. И Армида – ее герой старается увидеть в настоящем времени.

В «Вацлаве» будущее время: нереализованная мечта Нижинского поставить балет на музыку Баха. Здесь Ноймайер – тонкий стилист. У самого Вацлава в основном бежаровская лексика. Его танцовщики напоминают о Баланчине с его странными акцентами и «нарушенной» классикой, о босоногом модерне, о музыкальной пластике Роббинса.

«Весна священная» Ноймайера – в ряду, начатом «Весной» Нижинского, но без ее шока. Это балет эпохи, пережившей сексуальную революцию и научившейся говорить о природном экстазе предельно откровенно и чисто. В спектакле смешиваются жестокая первобытность – и тема Дафниса и Хлои. Костюмы не скрывают ни единого мышечного усилия: только работой мышечной массы, мускульной машиной можно преодолеть впечатление балетной хрупкости. Ноймайер умеет создавать из танцовщиков-индивидуальностей единый танцевальный организм, когда одно устремление на всех, и одно тело, дышащее, растекающееся по сцене и вновь сжимающееся.

Что до продюсерской темы - даже один приезд труппы Ноймайера делает фестиваль заметным явлением. Кстати, забавно выглядит «постскриптум» в названии фестиваля: у Сергея Павловича Дягилева инициалы ровно наоборот.