0
819
Газета Культура Интернет-версия

21.09.2009 00:00:00

Чехов в местах компактного проживания венгров

Тэги: украина, спектакль, чехов


Созданный Аттилой Виднянским театр базируется в маленьком городке Берегово в Западной Украине, центре украинских венгров. Выпускники специально набранного венгерского курса в Киевском институте театра и кино приехали в этот богом забытый край 15 лет назад – делать театр. «Улучшать театральную ситуацию в местах компактного проживания венгерского меньшинства» – если на официальном языке. Неизвестно, как принимали закарпатские крестьяне экспериментальный театр Виднянского (а другие театры на мейерхольдовские встречи и не приглашают), но на европейской театральной карте городок Берегово стал заметен, а сам Виднянский стал считаться одним из лучших восточноевропейских режиссеров. Европейскому признанию предшествовали годы тяжелой работы – судя по статьям в венгерской прессе, актеры вели чуть ли не подвижническую жизнь, не получая практически никакого финансирования от украинского правительства, работая помещении с дырявой крышей и живя коммуной. Однако Виднянскому удалось сохранить труппу, и если актеры вслед за сестрами Прозоровыми и повторяли отчаянное «В Москву! В Москву!», то, в отличие от прозоровского призыва, оно подкреплялось действиями – послужной список у театра большой.

Как и жизнь труппы Виднянского в Берегове, спектакль «Три сестры и другие» начинается в разворошенном доме – женщины кутаются в теплые платки, дети спят на матрасе, уложенном на голый пол, повсюду разбросаны вещи, на веревках сушатся прозоровские книги. Виднянский перегруппировал действия пьесы – спектакль начинается с катастрофического третьего действия (пожар, у Федотика все сгорело, запой Чебутыкина и пр.), а потом движется по порядку – первое, второе, четвертое.

Белые (белые платья женщин и белые костюмы у мужчин, белоснежная скатерть на праздничном столе) именины Ирины у Чехова открывали пьесу, были тяжеловесны, значили, что и все прежние именины в этом доме были такими же – светлыми и радостными. Загнанные в середину стремительного спектакля, у Виднянского они становятся всего лишь необязательным проблеском во всеобщей тоске, которая не имеет начала и конца. У Чехова течение пьесы линейно, она начинается появлением надежды (Ириниными именинами), а обрывает ее гибель Тузенбаха, то есть крушение всех надежд. У Виднянского кажется, что эти четыре действия – только один виток спирали, гибель Тузенбаха не ставит точку, и когда мы покинем зрительный зал, мучения Прозоровых в этой дурной бесконечности уже выйдут на новый виток (один и тот же музыкальный мотив сопровождает весь спектакль).

Многонаселенный, пребывающий в постоянном движении мир – на сцене находятся все актеры, то действующие в массовке, то разбредающиеся на группки, – замирает только в финале, во время дуэли Тузенбаха и Соленого. Расфокусированное действие собирается в одну точку. Дуэлянты невыносимо долго целятся друг в друга, а потом между их пистолетами теснясь пристраиваются все остальные, кроме Натальи, конечно, персонажи. Коллективное самоубийство – Виднянский вычел из чеховских героев всю жажду жизни, которая в них, по Чехову, сочеталась, правда, с безволием и бездеятельностью. Жизнь сама себя глушит, исходно таит в себе неполноту, тоску, неосуществленность, но оборачивается жаждой перемен, так понимал Чехов. У Виднянского жизнь уже сама себя заглушила, заглушила героев (их голоса часто плохо слышны из-за музыки), и герои заглушают друг друга (все то же коллективное самоубийство – это ведь и массовое убийство тоже).. Это уже какой-то деперсонализированный мир, где Вершинина от Соленого отличаешь с трудом, где одних не слышно из-за других, потому что говорят все одновременно, где не знаешь куда смотреть, потому что последовательные у Чехова сцены часто совмещены во времени, а ключевые события и метафоры иногда просто задвинуты режиссером на задний план.

Кажется, что чеховскую пьесу, затертую театром до дыр, сейчас только так и можно смотреть – в штрихах, набросках, договаривая за героями не сказанные слова и додумывая упущенные нами самими сцены. Как ни странно, но единственный человек, на котором режиссер фокусирует наше внимание, которому он дает право на полноценное слово и подробное действие, – Наталья. И если в первых «Трех сестрах» МХТ Наталья не была ни в чем виновата (жизнь не складывалась сама по себе), если у Петра Фоменко она, более того, даже была оправдана как единственный твердо стоящий обеими ногами на земле человек, то у Виднянского она безусловный злой гений прозоровского дома. Стоит видеть, как после дуэли, оставшись одна, она смакует свои планы – вырубить наконец-то эту еловую аллею и посадить везде цветочки, цветочки, цветочки┘ В ней единственной осталась эта жажда перемен, и у нее единственной сложилась жизнь, правда, за счет других.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Номенклатура следующего хозяина Белого дома будет антикитайской

Номенклатура следующего хозяина Белого дома будет антикитайской

Владимир Скосырев

Проводниками внешней политики, вероятно, станут чиновники, считающие  КНР угрозой для США

0
1353
Ни у кого нет полной картины рынка труда. Даже у ЦБ

Ни у кого нет полной картины рынка труда. Даже у ЦБ

Анастасия Башкатова

Центробанк усомнился в данных рекрутинговых компаний

0
1639
Картофель россиянам привезут из дружественных стран

Картофель россиянам привезут из дружественных стран

Ольга Соловьева

Кабмин выделит 30 миллиардов рублей на субсидирование льготных кредитов для аграриев

0
1690
Оправдательных приговоров по-прежнему четверть процента

Оправдательных приговоров по-прежнему четверть процента

Екатерина Трифонова

Обвинительный уклон обусловлен требованием стабильности судебных решений

0
1322

Другие новости