"Это банальность!" – "Это жизнь!"

Человеческий голос в спектакле Лепажа раскладывают по косточкам.
Фото с сайта Международного фестиваля им. А.П.Чехова

Таких аплодисментов благодарной публики мы давно не слышали. Зал, взволнованный увиденным, не хотел расходиться, несмотря на то что спектакль «Липсинк» канадского театра Ex Maсhina, показанный в субботу на Театральном фестивале им. А.П.Чехова, шел девять часов.

Идея «Липсинка», спектакля, состоящего из девяти человеческих историй, судеб, порой витиевато сплетенных одна с другой, родилась, если верить Лепажу, в самолете, где, судя по графику гастролей его театра, приходится проводить полжизни. Спектакль, посвященный человеческому голосу, родился из столкновения этих самых голосов в самом, как говорит Лепаж, красивом и самом отвратительном проявлениях – пения оперной дивы, которая летит в первом классе, и визга грудного младенца, мать которого умирает в хвосте самолета.

Голоса, объявления пилота, стихия природы за окном иллюминатора, дышащая непредсказуемой угрозой, – все это превращается в материал будущего спектакля. Вот и по прибытии в Москву был потерян багаж Робера Лепажа, и кто знает, не послужило ли это досадное происшествие в путешествии источником теперь уже новой работы для канадского режиссера. Какой его спектакль ни возьми, в каждом – особая интонация достоверности происходящего на сцене, кажущаяся почти документальной. А с учетом, что все истории, которые рассказывают со сцены, подлинные, принадлежащие кому-то из актеров, – это настоящий документальный театр. Вербатим.

Сама жизнь порой вызывает удивление: в одной из сцен героиня, пережившая серьезную операцию, забыла голос отца и теперь пытается вызвать это воспоминание из закоулков памяти, просматривая кадры домашней кинохроники. Она находит женщину, умеющую читать по губам, уже старую, плохо слышащую (их разговор – почти цирковая реприза). Та вглядывается в старые кадры и «переводит»: «Вот моя новая машина, хотите – могу прокатить...» «Но это же банальность!» – вскрикивает раздосадованная Мари. «Но это жизнь», – мягко парирует «переводчица».

Коробка сцены уподоблена детскому конструктору. Лепаж, как ребенок, не устает удивляться не использованным доселе возможностям игры, но в демонстрации столь щедрой инженерной изобретательности, когда на ваших глазах салон самолета трансформируется в поезд метро, в квартиру, в офис авиакомпании, нет самоцели. Лепаж словно сам удивляется пространственным метаморфозам. Надо же! Только что мы наблюдали за всем происходящим в книжном магазине как бы с улицы, но мгновенный разворот декорации – и мы внутри этого магазина. Он не боится утомить зрителя повторением только что сыгранной сцены. Не боится – потому что возникает интрига этого самого угла зрения. Видеть – еще не значит стать свидетелем, а можно и увидеть, и стать соучастником происходящего. Лепаж подобно астроному, наблюдающему в подзорную трубу, то увеличивает, то уменьшает интересующий его объект. Однако на этом космическом пути не забывает по дороге, несущейся куда-то в небо, насытить какими-то забавными, житейскими подробностями свое путешествие. То поезд метро останавливается, и через окно мы видим, как с платформы вскакивают в вагон пассажиры. То буквально в одной сцене покажет, как плачущий младенец вырастает в юношу: в поезде приемная мать сначала укачивает запеленатого малыша, но по этой дороге времени та же заботливая мать уже переодевает беспокойного мальчика лет десяти, и, наконец, рядом с ней появляется взрослый, непокорный сын. Родители не замечают, как взрослеют дети, как быстротечна жизнь, как воспитавшие нас остаются одинокими. Вся эта гамма чувств промелькнет, как убегающий в окне поезда пейзаж.

Не зная, как жить, человек живет. И как трудно озвучить исчезнувший голос отца на уцелевшей в архиве семейной кинопленке, так непостижимо сложно найти свой голос в звуках Вселенной. Ты вслушиваешься в зловещую или загадочную, а может быть, равнодушную тишину, надеясь втайне услышать ответ на мучающий тебя вопрос.

Космос, как и Русь, не дает ответа. И человек, придя в мир беспомощным существом, так и остается беззащитным перед вечностью, младенцем во Вселенной. Простые истории Лепаж сочетает с почти научными рассуждениями о мозге, в котором непостижимым образом рождается слово и голос. Нейрохирург Томас замечает: «Мне кажется, наша ошибка в том, что мы исследует мозг с помощью человеческого мозга. Это невозможно».

Липсинк (lip-sync), формулируют современные энциклопедии, – технический прием, дословно «синхронизация губ», по-простому «озвучка». В самом финале возникает, быть может, излишне сентиментальная и банальная метафора: сын держит на руках собственную мать, повторяя мизансцену Пьеты. Но, по Лепажу, мы помним, банальность и есть жизнь.