Дарья Курдюкова Проект в Государственный центр современного искусства привезли из Петербурга, чтобы и в Москве отпраздновать 10-летие фонда ПРО АРТЕ. То, что сейчас показывают, выросло из образовательной программы для молодых авторов, к которым потом примкнули и художники постарше, в том числе Андрей Хлобыстин и Виталий Пушницкий. Действо затеяла питерская институция ПРО АРТЕ, чтобы сформулировать, что же это за русская красота.
Все, что может прийти в голову про это - и томно глядящие дамы салонной живописи, и леса передвижников, - все осталось, только вывернутое наизнанку китча. И даже «Неизвестная» Крамского процитирована. Зачем осталось? Большой вопрос. Лаконичное и красочное, как плакат, заглавие, надо думать, привлечет свою аудиторию (даже, может, и не догадывающуюся о деятельности ПРО АРТЕ), но тема┘ сама по себе и без всякого конкретного наполнения стала китчем. И обе крайности (а третьего пока не дано) в поиске национального и в поиске красоты - будь то напыщенная серьезность, будь то высмеивающая ее сейчас дурашливость - обе они, что называется, хуже. Хотя любые сетования оказываются в заведомо проигрышной позиции: автора можно запросто упрекнуть в том, что он-де не хочет увидеть настоящее через замочную скважину иронии.
Да нет же, разумеется, здесь есть на что посмотреть. Предлагается замечательно поплутать в дебрях маленьких картиночек и репродукций, расклеенных то ли на манер марочного альбома, то ли памятуя о школьных стенгазетах - в «Б Б» Андрея Хлобыстина. Разглядывать их можно при помощи помянутого тут же иконологического метода Аби Варбурга, открывшего в свое время новую страницу в академическом искусствознании - правда, современное искусство, кажется, готово без особой горечи рассыпать этот метод в прах бессмыслицы. А можно с эдаким концептуалистским вывертом в духе Ильи Кабакова, «Туалет» которого тоже красуется среди изображений. На смену хлобыстинской остроумной насмешке идут почти эстетские «Корни» Сергея Денисова. Путающие зрителя в ветках, перьях и еще какой-то лесной шелухе. Сказка рождается из бросовых материалов в актуальном формате инсталляции.
Но как целое новый проект выглядит странно. Нетривиальные работы диссонируют с довольно безыдейными вещами. Да, поленница, в которую утыкаешься почти сразу при входе - вот, мол, куда делись передвижнические леса, вот их скукожившийся в дрова дух. Да, спускается из окна новой кирпичной темницы русая коса, а неподалеку расположились новые Ярославны (они не из «Слова о полку Игореве», они заняты своими делами и не плачут). Будут тут вам и банные шайки, разрисованные внушительными телесами, и лоскутные одеяла с новыми моделями, раздевшимися в ночных бабочек. А в центре событий - видео Ольги Ловцюс «Косая и кривая» с двумя придурочно кривляющимися девицами в кокошниках. Зачем столько штампов?! Уж наговорились и про бездорожье, и про сусальность-народность┘ Валерий Вальран скомканные цветные холсты почему-то ассоциирует с «Русской готикой». Комментировать тут как-то нечего, хочется только сказать, что из России на готику лучше Бродского, кажется, еще не смотрели: «готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола┘»
В предъявленном проекте столкнулись лбами произведения, чье соседство стало губительным для всего выставочного организма. С одной стороны, вещи с внушительным ассоциативным комплексом, как у того же Хлобыстина или как в видео-инсталляции Ильи Трушевского «Мошки», которая из малого делает большое, разрастаясь от мошки до млечного пути и до идеи космизма, а еще намекает на пресловутый «Черный квадрат» в красном углу. С другой стороны, как бы заново придуманные мифологические персонажи, они же - как бы этнографические вещицы. Вроде « «Столовых игрушек» Владимира Лило из алюминиевого скарба и вытащенной из закромов XIX века «Недотыкомки» знатока русских древностей Федора Солнцева (1801-92). С третьей, и отсюда беспощадно разросся удручающий эффект, откровенно примитивные работы. Они просто-напросто воспроизвели надоевший штамп (кокошники, косы, леса-дрова) и тем понизили китч до ранга пошлости. Авторам не пришло в голову вычленить отсюда дополнительные коннотации, поэтому тут - тупик. Оркестр не прозвучал tutti, а красота по-прежнему осталась силой. Страшной.
