Борис Шаляпин. Мохаммед Али. 1963 год.
Фото предоставлено организаторами выставки
Выставочный проект, к участию в котором привлекли около 30 американских собраний (государственных, как Музей Метрополитен или Вашингтонская национальная галерея, и частных), уже видели в Художественном музее Фреда Джонсона-младшего в Оклахоме и в Русском музее. После Москвы его повезут в калифорнийский Художественный музей Сан-Диего. С помощью примерно восьми десятков живописных и скульптурных работ 40 авторов организаторы смогли составить лишь самое общее представление об американском русском зарубежье.
От 1913-го (громоздящийся кубофутуристическими деталями «Интерьер четвертого измерения» Макса Вебера) до 78-го (памятник абстракции, красно-трубчатый «Макет для возвышения» Александра Либермана). Единое пространство зала разлиновано по диагонали выгородками, меняющими одно десятилетие на другое. Дизайнерский ход можно назвать едва ли не главным плюсом экспозиции. По сравнению с петербургским вариантом московская экспозиция прозрачнее и сразу охватывается взглядом, в отличие от длинной вереницы залов Русского музея, довольно мучительно друг друга сменявших, поскольку смена эта не была обыграна концептуально.
Разумеется, все начинается видениями оставленной родины (в самом широком смысле – от Литвы и Польши до Армении), от хрестоматийного григорьевского крестьянства из «Ликов России» и «Масленицы» Судейкина до деревенской бабы с детьми у Леона Гаспара, так похожей на краснощекую куклу. Будут навеянные послевоенным Нью-Йорком и в то же время существующие вне конкретного пространства грустные графичные, но удивительные своей живописностью пейзажи Бенджамина Шана. За 10 лет до них он помогал Диего Ривере в работе над фреской «Рокфеллеровский центр», а через 10 лет после них журнал «Взгляд» поставит его в десятку лучших американских художников. Затем идут известные во всем мире как одни из главных по части американского абстрактного экспрессионизма Арчил Горки и Марк Ротко.
На пресс-конференции одна из авторов идеи выставки, замдиректора Русского музея по научной работе Евгения Петрова, как будто оправдываясь, сказала, что замысел показа (который, по ее словам, возник лет 10 назад) был масштабнее, но проблемы с финансированием ограничили круг работ. Бывало, что приходилось искать замены желанным экспонатам. По имеющемуся результату это, к сожалению, заметно. Выставка напоминает дорогу с ухабами – то подпрыгиваешь, то проваливаешься. Есть общеизвестный «джентльменский набор» имен вроде Анисфельда, Судейкина (раз такое дело, можно бы и Добужинского упомянуть), Бурлюка, Архипенко, Челищева и Фешина (к чему в обзорной выставке показывать три его сходных стилистически работы конца 20-х?). Кому-то повезло больше: его удостоили пусть и небольшого, но монографического раздела. Так, Ротко, привезти которого – уже везение, удачно показан в несколько приемов, идущим дорогой лаконизма от фигуратива к конечной точке абстракции. Бесспорно, Марк Ротко является хитом всего показа. А на долю пусть несоизмеримо менее значимого для изобразительного искусства, но все-таки интересного для культуры России Бориса Шаляпина (чья первая персоналка прошла, так сказать, в лучах отцовской славы, в фойе Ковент-Гардена во время его гастролей) пришлось лишь два рисунка для журнала Time. Учитывая даже, что один из них – портрет Джона Кеннеди, маловато.
Получилась картинка, красиво выглядящая издалека и беспощадно рассыпающаяся на отдельные пиксели вблизи. По нескольким представленным работам творческой судьбы этих художников-пикселей часто не понять. Организаторы уверяют, что это лишь подступы к большой теме. Остается надеяться, что в будущем многие лица, запечатленные на этом коллективном фото, станут видны яснее.