Лир в корыте

«Король Лир» в постановке Николая Коляды (крайний справа).
Фото с официального сайта фестиваля «Золотая маска»

В программe Russian case фестиваля «Золотая маска» был показан спектакль «Король Лир» «Коляда-театра» из Екатеринбурга, поставленный известным драматургом, создателем этого театра Николаем Колядой. Он также сыграл короля Лира.

Вероятно, наступает такой момент в жизни создателя театра, когда, что бы он ни ставил в родных стенах, всегда будет просвечивать личная тема, особо окрашенная, – отношения отца-основателя и его детей-учеников. Не стоит это понимать буквально. Лир здесь окружен стаей, похожей на бандерлогов. Скорее, свита короля не из английского Средневековья, а из мира Киплинга. И, конечно же, в данном случае прямого смыслового уподобления труппы стае с радетелем театра и актера, играющего капризного и эксцентричного вожака Лира, с самим Колядой нет, но есть тема отцовства, есть Лир, стоящий в окружении не столько своих подданных, сколько своих детенышей. И если в начале, он – один из них, он внутри племени, то в конце он – из другого мира.

Лир единственный меняет прикид, сбросив бандерложное облачение – шерстяные чулки, майку, – и появляется на сцене не только как Лир, но и как Коля Коляда в джинсах, шапочке. Он все равно остается заботливым отцом и будет таковым всегда, что бы ни случилось. Эта привязанность Коляды к своим актерам ощущается почти как физическая, как в семье, из которой возможно уйти, но невозможно не вернуться. Признаться, такая тетива отношений сообщает особый заряд спектаклям этого театра, который относительно недавно собирались закрыть, в спасении которого принимало участие театральная общественность. Энергия быть вместе, радость сосуществования, вот что отличает эту стайку от многих других, тех, кто выходит на сцену равнодушным к партнеру и к посланию, передаваемому через них режиссером.

Критический глаз не может не фиксировать любительства в спектаклях «Коляды-театра», но критический разум подсказывает, что если исчезнет любительство, то исчезнет и то редкое родовое чувство, что есть сегодня в самой труппе.

Когда мы говорим о любительстве, то имеем в виду наивную радость от каких-то приемов, которые создатели склонны еще и не раз повторить. Слишком часто в однообразном ритмическом рисунке под одну и ту же музыку решаются сцены выхода стаи в разных драматических обстоятельствах, слишком усердно и с избытком обыгрываются корыта, развешенные в начале по бокам сцены. Без них не обходится практически ни одна сцена. Находок, придумок через край, правда, энергией искупается нехватка необходимого отбора изобразительных средств. И вместе с тем в этом «Короле Лире» в отличие от многих других спектаклей живы вера в театр, любовь к театру, да отчасти бесшабашная, без тормозов, на всю уральскую катушку. И вот это чувство, которое посылает вам труппа из зала, дорого стоит.

Лир кажется безумным уже в первой сцене. Стая вывозит его на корыте, он – в эйфории, он предвкушает эффект нового розыгрыша для бандерлогов. Лир разделит королевство. Кажется, им устраивались для стаи и более впечатляющие эффекты. Глаза его бешено сверкают от радости. Корделия – младшенькая дочка, любимица, поскольку она дает ему больше поводов впадать в детство. Она вместе с ним играет в куклы. Гонерилья и Регана, несмотря на бандерложьи костюмы – обтягивающие трико, поверх которых наброшены хламиды, выглядят «ткачихой с поварихой», две злые сестры, ревнующие отца к меньшой. Они-то и поддержат игру отца, участвуя в фальшивом ритуале, а Корделия, дочь своего отца, закапризничает и не поддержит своим участием предлагаемый сценарий Лира. Столкнутся два каприза отца и девчонки, которые, однако, приведут к гибели не только всего семейства Лира, но в спектакле Коляды – всю стаю, все королевство.

Поначалу детеныши выглядят вполне невинно. Лир приучил стаю к своей эксцентрике, которая плотно окружает его с перчаточными куклами на руках. Вот они, подобно птенцам в гнезде, требовательно раскрывающим клювы, жаждущим заботы и внимания, теснят своего радетеля. Лир приходит в неистовый кураж от такого животного проявления любви. Но животная любовь в стае меняется на столь же животную ненависть, и уже желторотые птенцы в спектакле Коляды преображаются в тех, кто заклевывает до смерти и тех, кто оказывается жертвами, – теми же желторотыми птенцами, но с содранной кожей, кровавыми тельцами.

Лир выходит в начале спектакле как близкий к сумасшествию вожак стаи. Но постепенно, когда изнанка жизни так беспощадно открывается для него, он с детским удивлением обнаруживает, что ничего не понимал в своей семье, не замечал звериного оскала двух дочерей, животной ненависти стаи. Приближаясь к эпилогу, он обретает ясный ум. И когда в финале в расставленные корыта калачиком сворачивается каждый из стаи, то понимаешь, что перед нами разворачивается страшноватая метафора – цинковых гробиков с тельцами детенышей. Между ними бродит Лир, схоронивший трех дочерей и все королевство. Дальше – тишина.