В программe «Russian case» фестиваля «Золотая маска» был показан спектакль «Король Лир» «Коляда - театра» из Екатеринбурга, поставленный известным драматургом, создателем этого театра Николаем Колядой. Он также же сыграл короля Лира.
Вероятно, наступает такой момент в жизни создателя театра, когда чтобы он не ставил в родных стенах, всегда будет просвечивать личная тема, особо окрашенная, ≈ отношения отца-основателя и его детей-учеников. Не стоит это понимать буквально. Лир здесь окружен стаей, похожей на бандерлогов. Скорее, свита короля не из английского средневековья, а из мира Киплинга. И, конечно же, в данном случае прямого смыслового уподобления труппы стае с радетелем театра и актера, играющего капризного и эксцентричного вожака Лира, с самим Колядой нет, но есть тема отцовства, есть Лир, стоящий в окружении не столько своих подданных, сколько своих детенышей. И если в начале, он ≈ один из них, он внутри племени, то в конце он ≈ из другого мира.
Лир единственный меняет прикид, сбросив бандерложное облачение ≈ шерстяные чулки, майку ≈ и появляется на сцене не только как Лир, но и как Коля Коляда в джинсах, шапочке. Он все равно остается заботливым отцом и будет таковым всегда, чтобы не случилось. Эта привязанность Коляды к своим актерам ощущается почти как физическая, как в семье, из которой возможно уйти, но невозможно не вернуться. Признаться, такая тетива отношений сообщает особый заряд спектаклям этого театра, который относительно недавно собирались закрыть, в спасении которого принимало участие театральная общественность. Энергия быть вместе, радость сосуществования, вот что отличает эту стайку от многих других, тех, кто выходит на сцену равнодушным к партнеру, и к посланию, передаваемому через них режиссером.
Критический глаз не может не фиксировать любительства в спектаклях «Коляды-театра», но, критический разум подсказывает, что если исчезнет любительство, то исчезнет и то редкое родовое чувство, что есть сегодня в самой труппе.
Когда мы говорим о любительстве, то имеем в виду наивную радость от каких-то приемов, которые создатели склонны еще и не раз повторить. Слишком часто в однообразном ритмическом рисунке под одну и ту же музыку решаются сцены выхода стаи в разных драматических обстоятельствах, слишком усердно и с избытком обыгрываются корыта, развешенные в начале по бокам сцены. Без них не обходится практически ни одна сцена. Находок, придумок чрез край, правда, энергией искупается нехватка необходимого отбора изобразительных средств. И вместе с тем, в этом «Короле Лире» в отличие от многих других спектаклей живы вера в театр, любовь к театру, да отчасти бесшабашная, без тормозов, на всю уральскую катушку. И вот это чувство, которое посылает вам труппа из зала, дорого стоит.
Лир кажется безумным уже в первой сцене. Стая вывозит его на корыте, он ≈ в эйфории, он предвкушает эффект нового розыгрыша для бандерлогов. Лир разделит королевство. Кажется, им устраивались для стаи и более впечатляющие эффекты. Глаза его бешено сверкают от радости. Корделия ≈ младшенькая дочка, любимица, поскольку она дает ему больше поводов впадать в детство. Она вместе с ним играет в куклы. Гонерилья и Регана несмотря на бандерложьи косюмы ≈ обтягивающие трико, поверх которых наброшены хламиды, выглядят «ткачихой с поварихой», две злые сестры, ревнующие отца к меньшой. Они-то и поддержат игру отца, участвуя в фальшивом ритуале, а Корделия, дочь своего отца, закапризничает и не поддержит своим участием предлагаемый сценарий Лира. Столкнутся два каприза отца и девчонки, которые, однако, приведут к гибели не только всего семейства Лира, но в спектакле Коляды ≈ всю стаю, все королевство.
Поначалу детеныши выглядят вполне невинно. Лир приучил стаю к своей эксцентрике, которая плотно окружает его с перчаточными куклами на руках. Вот они, подобно птенцам в гнезде, требовательно раскрывающим клювы, жаждущим заботы и внимания теснят своего радетеля. Лир приходит в неистовый кураж от такого животного проявления любви. Но животная любовь в стае меняется на столь же животную ненависть, и уже желторотые птенцы в спектакле Коляды преображаются в тех, кто заклевывает до смерти и тех, кто оказывается жертвами, ≈ теми же желторотыми птенцами, но с содранной кожей, кровавыми тельцами.
Лир выходит в начале спектакле как близкий к сумасшествию вожак стаи. Однако постепенно, когда изнанка жизни так беспощадно открывается для него, он с детским удивлением обнаруживает, что ничего не понимал в своей семье, не замечал звериного оскала двух своих дочерей, животной ненависти стаи. Этот Лир, приближаясь к эпилогу, обретает ясный ум, мудрость, поскольку, потеряв любимую Корделию, он осознал, что не любил их с избытком, что спутал заботу о них с потребностью проживать жизнь вместе с ними. И когда в финале в расставленные корыта калачиком сворачивается каждый из стаи, то понимаешь, что перед нами разворачивается страшноватая метафора ≈ цинковых гробиков с тельцами детенышей. Между ними бродит Лир, схоронивший трех дочерей и все королевство. Дальше - тишина.