Ура опера!

Нам 19!

И хотя дата не круглая, а почти что круглая – основатель театра Дм. Бертман посчитал нужным отметить совершеннолетие театра и даже прервал репетицию «Пиковой дамы» в Швеции и прилетел из Стокгольма в Москву как раз к концу праздничного вечера.

Праздник был внешне веселым задорным даже лихим – артисты пели русские шлягеры, но по углам звукового застолья стояли скорбные тени. Сегодняшнее помещение, (а это сцена театра «Et Cetera» откуда труппа Калягина перебралась в новое здание) практически никак не годится для музыкального действия. И нужно только удивляться мастерству труппы, которая все же умудряется озвучивать такую тесноту. Не тесноту даже, а теснотищу! Зал, предназначенный для конференций внутри министерского стакана из той унылой очереди, что торчит на Новом Арбате в ожидании сноса. Крохотный подиум, для президиума за длинным столом. Акустика, рассчитанная на микрофон докладчика┘ одним словом, ленинский шалаш в Разливе.

Поздравляя театр с днем рождения, Дм. Бертман вспомнил роскошный простор финской оперы и в очередной раз (с грустной иронией) поблагодарил Москву за желание когда-нибудь подарить театру достойное помещение.

Но мимо┘ как говорит народная мудрость: в тесноте, да не в обиде.

Любители русских народных песен смогли насладиться роскошным собранием самых проникновенных хитов народного гения: тут тебе и задорные «Коробейники», «Веники», «Калинка» и пронзительный «Колокольчик» А. Гурилева, вкупе с трагической «Темно-вишневой шалью» неизвестного автора, а в придачу еще «Соловей» Алябьева, и венец концерта лирический шедевр В. Соловьева-Седого «Подмосковные вечера» который исполнила вся труппа театра, хор под управлением Дениса Кирпанёва, оркестр, которым дирижировал Константин Чудовский и солисты первачи: Лариса Костюк, Марина Андреева, Наталья Загоринская, Михаил Вербицкий, Петр Морозов, Андрей Вылегжанин и другие

Сказать ли?

Но мы услышали концертное исполнение русской песни, - так в глубинке русские не поют. Наш национальный мелос сегодня практически не распевает ничего оптимистического, задорного, лихого, с притопами и прихлопами. Пригубив красного винца, чтобы размочить горло, пять старух где-нибудь в покореженной деревушке на Урале начинают надрывно и жутко вопить: выдают меня младу, да на чужую сторону! От этого хора исполненного в духе средневекового язычества волосы встают дыбом, так страшно искажен голос в порыве дружного вопля, о загубленной жизни. На первый план в таком вот хоровом вое выходит стихия похоронного плача, а не гармония общей сонорной рифмы. Не о красоте звучания заботятся пять пьяненьких ведьм, а о том, чтобы пронять твою душу, путник, до озноба и дрожи. Именно из этой стихии кикимор, из разноголосицы хаоса и рождается русский сонорный космос гульбы, каторги, воли и пролитой горлом крови. Окатив тебя такими вот воплями, каким бы позавидовал Фреди Меркури, бабы яги начинают вдруг выскакивать высоким речитативом и выстрелами фальцета: ходила я в лес по малину, малины я там не нашла, а только нашла я моги-и-и-лку, где похоронена мама моя.┘ Это другая сторона нашего национального рыдания: молитва, которую возносят лесные коряги своей небесной пречистой пресвятой Богородице.

Мне мама из гроба отвечает, ну как ты малютка, живешь┘

Жить не хочется после такой песни. В этом и цель.

Конечно, ждать от виртуозного ансамбля вышколенных профессионалов погружения в звуки принципиально не профессиональные, неправильно, да и просто глупо для этого существуют какие-то другие коллективы (если они есть), но - ей-ей – празднику музыкального театра, запевшего народные песни на экспорт, не хватило хотя бы капли той всенародной блатной тоски, в которой как рыба в воде плавали голоса Петра Лещенко, Вертинского, Вяльцевой, Плевицкой, Юрьевой, наконец, Высоцкого┘ и других мучеников звука.

Геликон это голоса, летящие с хрустального Олимпа, который стоит посреди русского дремучего леса и заливается соловьем. Что ж, и на этом спасибо. Поздравим театр с некруглой датой, и будем ждать, что скоро (совсем скоро) «Геликон- Опера» получит, наконец, сцену не хуже чем у шведов.