Другой театр – «дочерний», как выразились сами его создатели, проект «Квартета И» – позиционирует себя как место, где «продвигают современную драматургию в постановке молодых талантливых режиссеров и в исполнении нового поколения артистов».
Тома Стоппарда отнести к кругу современных драматургов можно, только если причислять туда же Брехта и Беккета, но сценическая история его пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» в русском театре, действительно, чрезвычайно скудна. В начале 90-х в Театре им. Маяковского Евгений Арье выпустил первую и до недавнего времени единственную постановку, как говорят те, кто ее посмотрел, – хорошую. Поскольку я спектакль в силу возраста посмотреть не успела, единственным референтным объектом для сравнения остается одноименный фильм, снятый самим Стоппардом. Молодой режиссер Павел Сафонов заявил о себе когда-то дипломным спектаклем «Прекрасные люди» по «Месяцу в деревне» Тургенева в Щукинском училище, был принят в вахтанговскую труппу, потом с разным успехом ставил на различных площадках, в том числе «Чайку» с Людмилой Максаковой и Сергеем Маковецким на родной сцене Театра им. Вахтангова. Спектакль вышел на Малой сцене, но потом дирекция, вероятно, почувствовав в работе творческий и коммерческий потенциал перенесла спектакль на большую сцену.
Образцово постмодернистская пьеса Стоппарда, «паразитирующая» на классическом шекспировском сюжете, наполненная невнятной болтовней заглавных героев про смерть, вечность, случай и логику вещей, запоминается прежде всего как развернутое повествование о двух «университетских товарищах» Гамлета, подосланных к нему дядей сначала для того, чтобы «допытаться, какая тайна мучает его», а потом – чтобы сопроводить в Англию на смерть. Как сказал один мой знакомый: «Это же надо так было все подробно и интересно про этих двоих придумать!» Между тем, у этой вещи есть примечательная концовка, которая и оправдывает затею драматурга, но, будучи неударной, часто пробрасывается. «Наши имена, выкрикнутые на каком-то рассвете... распоряжения... приказы... должно быть, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать – нет. Но мы как-то его упустили┘(┘) Ладно, в следующий раз будем умнее», – говорит Гильденстерн, посмотрев финальную сцену «Гамлета» и увидев, как в Англии его с Розенкранцем казнят, все это в исполнении бродячей актерской труппы, оказавшейся на корабле. В этой фразе не слышно пресловутой постмодернистской иронии, она звучит искренне, как надежда на то, что в следующий раз они этой своей ошибки не повторят. Потом, один за другим, Розенкранц и Гильденстерн исчезают, и Стоппард объявляет эту надежду тщетной – появляется английский посол из все той же последней сцены уже настоящего «Гамлета», того «Гамлета», персонажами которого являются и сами шпионы, и говорит, что повеление Клавдия исполнено и «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».
В пьесе Стоппарда много слоев: мы видим Розенкранца (Евгений Стычкин) и Гильденстерна (Анатолий Белый), мы видим других шекспировских героев, живущих своей жизнью, и видим актеров (1-ый актер – Григорий Сиятвинда), все время играющих что-то по мотивам «Гамлета». У Стоппарда актеры из бродячей труппы и собственно герои «Гамлета» – разные лица. Сафонов снимает эту многослойность, сливает воедино актеров бродячей труппы и героев шекспировской пьесы – это теперь одни и те же люди. Когда у Стоппарда идут куски из «Гамлета», то у Сафонова это бродячие актеры играют «Гамлета» перед Розенкранцем и Гильденстерном. Таким образом, Розенкранц и Гильденстерн оказываются зрителями разыгрываемой для них шекспировской пьесы, актеры как бы ставят их в определенные, «гамлетовские» предлагаемые обстоятельства, разыгрывают перед ними один из вариантов их жизни. В актерской труппе, по законам елизаветинского времени, нет женщин – таким образом, королеву в импровизированных сценках и Гертруду в тех сценах, которые у Стоппарада относились к настоящему «Гамлету», играет мужчина. Причем если в фильме Стоппарда все персонажи выглядели обычно, то Сафонов прибегнул к уже знакомой по прежним его спектаклям подчеркнутой театральности, ярко загримировав и причудливо нарядив (художник по костюмам – Евгения Панфилова) всех, кроме протагонистов.
Павел Сафонов изъял из пьесы и завершающий пьесу Стоппарда диалог между английским посланником и Горацио, сняв таким образом жесткий финал, повествующий о гибели героев. Розенкранцу и Гильденстерну, просмотревшим пьесу, оставлен выбор, они еще могут «сказать нет».
Розенкранц и Гильденстерн в спектакле одеты не в костюмы «елизаветинской эпохи», как предписано Стоппардом, а в нарочито обезличенные серые плащи. Ибо, как считают в Другом театре, зритель хочет видеть на сцене себя и хочет, чтобы спектакли были «про него». Надо сказать, что только этой благородной задачей – наставления и поучения – режиссер не ограничивается. Простого зрителя, «обычного человека», для нужд которого и создавался этот театр, нужно еще и развлекать: сафоновские актеры, в отличие от спокойных и даже несколько меланхоличных стоппардовских, залихватски комикуют.