Обязательства на пятилетку

В "Коппелии" чувствуется стремление ко всеобщему порядку. Сцена из спектакля.
Фото с официального сайта Большого театра

Только что Москва увидела очередной результат реставраторской работы Сергея Вихарева – номинированный на «Золотую маску» балет Михаила Фокина «Карнавал», а уж выяснилось: все подарки бывшего солиста Мариинки любимой труппе – не раз оспоренные и возвеличенные «Спящая красавица», «Баядерка», «Пробуждение Флоры» – исключены из репертуара Мариинского балета новым руководством. Как бы то ни было, а в результате от новой метлы и порфироносной вдове перепало: очередной эксперимент по реконструкции классики Вихарев предпринял в Большом театре. Отныне главному театру страны на пять лет принадлежит эксклюзивное право на реанимированную «Коппелию».

Впервые балет «Коппелия, или Красавица с эмалевыми глазами» по мотивам новеллы Гофмана «Песочный человек» был поставлен на сцене Парижской оперы в мае 1870 года. Музыку сочинил Лео Делиб, хореографию – Артур Сен-Леон. Одна из немногих комедий на балетной сцене, история о легкомысленном юноше, чуть было не сменявшем живую невесту на автоматическую красавицу, с тех пор не сходит с афиш самых знаменитых театров мира. К ней обращались и Джордж Баланчин, и Ролан Пети, и Маги Марен. В Москве «Коппелия» Делиба и Сен-Леона впервые появилась в 1882 году. А в 1884-м свою версию представил Мариус Петипа в Петербурге. Спустя десять лет в бенефис Пьерины Леньяни в Мариинском театре «Коппелию» возобновил Энрико Чекетти. В программке нынешнего спектакля в Большом значатся два хореографа – Петипа и Чекетти. В Петербурге балет шел до 1926 года и в начале века был записан танцовщиком и режиссером Николаем Сергеевым в системе хореографической нотации Степанова. Записи Сергеева, хранящиеся в Театральной коллекции Гарвардского университета, не в первый раз служат благородному делу возвращения шедевров, которым вот уже более десяти лет занимается Сергей Вихарев. Он утверждает: в его новой хореографической редакции «принципиально нет ничего нового».

Вообще-то аутентизм в балете – тема скользкая. В музыке хотя бы сохраняются инструменты эпохи. А в балете инструмент – человеческое тело. Попробуйте представить сегодня на сцене танцовщицу комплекции Пьерины Леньяни. С костюмами тоже проблемы. Художник Татьяна Ногинова собирала их с бору по сосенке. Отдельные эскизы Петра Григорьева и Евгения Пономарева остались от версий 1884 и 1894 годов. В чем-то пришлось опереться на эскизы Адольфа Шарлеманя времен создания «Коппелии». Но как приладить былые фасоны к совершенно иной фактуре современных тел, как приспособиться к нынешним тканям и краскам? Их высокотехнологичный цвет, признается Татьяна, поначалу «немного покрикивал». Зато сценографу Борису Каминскому о колорите пришлось позаботиться самому, ведь от декораций Петра Ламбина и Генриха Левота к различным постановкам «Коппелии» ему достались лишь два фото и один эскиз. Полагался на опыт и чутье. Они не подвели.

Так как же аутентизм? И есть ли смысл в бесконечных реставрациях, если подлинности все равно не добиться? Думается, есть. И смысл этот не столько в цели, сколько в изначальном подсознательном импульсе. Декларируемое Сергеем Вихаревым и идеологом нынешней редакции Павлом Гершензоном стремление к «идеальному художественному порядку» есть не что иное, как свойственная человеку вообще жажда вновь обрести потерянный рай, попытка приобщения к утраченному идеалу.

Между тем в сакральные дебри создатели спектакля вряд ли углублялись. Решали более насущные задачи. «В Большом театре не стесняются играть!» – пришел в восторг Вихарев. Да и чего, в самом деле, стесняться, если получается. Хорошо получается у Марии Александровой (Сванильда), не очень – у Руслана Скворцова (Франц). Но кто воистину неподражаем, так это Геннадий Янин (Коппелиус). Обаяние не купишь. И не спрячешь ни под седым париком, ни под чудаческой хламидой.

Немалые трудности, должно быть, вызвала постановка характерных танцев. Культура эта во многом утрачена. Да и нелегко договориться питерскому хореографу и московскому кордебалету. Даже одни и те же движения в двух столицах порой называются по-разному. Но так ли это важно? То есть так ли важно для зрителя? Знать о мелочах, разбираться в тонкостях надлежит постановщикам. Без сохранения мелочей не соблюсти законов жанра и стиля. А именно с ними к зрителю придет ощущение гармонии. Ведь для этого все, в сущности, и затевается.