Дарья Курдюкова
Айдан Салахова. Саспенс (Ожидание). 1998.
Фото предоставлено организаторами выставки
Проект, над которым команда Московского музея современного искусства работала около двух лет, подоспел аккурат к юбилейному десятому году жизни музея. И, кажется, очень удачно. Уже в день открытия экспозицию, кураторский дебют Анны Арутюнян, продлили до сентября. Экспозиция, как говорят организаторы, – «первый в истории ММСИ опыт демонстрации постоянной коллекции на основе единой тематической программы». Классические штудии и академические картины, старые фотографии академических классов – вклад Научно-исследовательского музея РАХ и МГАХИ имени Сурикова. Слом традиционной трактовки штудии – на совести произведений (а их более 200) из собрания ММСИ.
Вещь живет только в соприкосновении со зрительским интересом. Зрительский аппетит разыгрывается от обновлений. Весь второй этаж здания на Петровке превратили в подобие большого иллюстрированного толкового словаря с тремя большими разделами – «Канон», «Натура», «Метаморфозы». От классического искусства – к современному, пусть и ставшему уже классикой (как, например, «участвующие» в выставке Василий Кандинский или Михаил Ларионов). Вместо предваряющего все это дело оглавления – «облако тэгов» дизайнера выставки Бориса Бернаскони: названия разделов «написаны» разными шрифтами (кстати, как и в самих залах), подсвечены неоном – в общем, с оформлением и с новыми технологиями все в порядке. Кстати, в экспозиции можно увидеть и работы, которые прежде не выставлялись, – среди них, например, «Обнаженная модель» Андрея Гончарова или недавно поступивший в музей пейзаж Павла Пепперштейна.
Форма – замковый камень и одновременно точка разрыва в художественных вкусах разных периодов. Нужно сказать, что музейные фонды ММСИ оказались выставлены действительно в наиболее выгодном свете. Скучным оказался только первый зал, отданный академическим экзерсисам из собрания РАХ и Суриковки. Но «Канон» он и есть – проштудировать и пойти дальше. А там – самое интересное. Конструкция, трансформация и деконструкция формы – тема экспериментальной экспозиции ММСИ. Штудия на глазах перерастает свою ученическую прикладную функцию и рассматривается шире – как ироничный опыт рефлексии, в том числе над историей искусства.
Интрига выставки держится на остроумных ассоциативных связках: до последнего не знаешь, какие именно вещи объединит тот или иной сюжет. Второй момент связан с соседством работ – между ними завязываются новые отношения, они иногда с запланированным организаторами чувством дискомфорта (встряской для зрителя) притираются друг к другу. Отвечающие за «Портрет» обнаженные, купальщицы и автопортреты художников разбавлены ложкой отрезвляющего (цветом и скрежетанием) дегтя – материализованной метафорой «Агрессии» Наталии Турновой. Натюрморт – это среди прочего и кинетический объект «3 стакана» Вячеслава Колейчука, и «Реквием по Венедикту Ерофееву» Бориса Мессерера. В первом случае с детским восхищением думаешь: ну какая же это nature может быть morte, если она так лихо вращается?! Во втором, наоборот, налицо полное попадание траурной «органной» музыки бутылок и свечей как раз в «мертвую натуру».
Насчет соседства произведений – занятно, например, вышло в зале, поименованном «Механизмы движения». Объект Олега Кулика «Искусство должно работать» на открытии работать упорно отказывался, что вовсе не значило отмены «the show must go on»: Владислав Ефимов и Аристарх Чернышев в своей интерактивной видеоинсталляции старались как могли трансформироваться в такт зрительским пожеланиям.
Симптоматично, что последний зал отведен «Упражнениям языка» (упражняются Кабаков, Комар и Меламид, Пивоваров┘), которые продолжаются и в коридоре. Там усилиями дизайнерской мысли Бернаскони цитаты великих от искусства превратились в нечто вроде инструкции по кройке и шитью – или в отрывные листки с телефонами от некоего огромного пустого объявления-месседжа. У гостей вернисажа забава прошла на ура, и на их шеях стали красоваться слова Дали, Клее, Магритта и не только их – кому кто ближе. А самое интересное скрывалось под отрывными бумажными лентами: «Вдохновение – для дилетантов, все остальные просто работают» – коротко и ясно: Чак Клоуз.
Самое занимательное в этом проекте – его провокационность. Получился этакий кунстштюк, фокус, игрушка для верчения в руках. Она же – штудия с перестановкой (организаторы говорят об открытости трактовок, лишь об одном из возможных вариантов сочетания произведений и соответственно значений) слагаемых, от которой сумма смыслов может и поменяться.
