Григорий Заславский
Оксана и дьяк в спектакле Театра им. Гоголя.
Фото Михаила Гутермана
Каюсь: премьеру «Ночи перед Рождеством» в Театре имени Гоголя я могу судить только наполовину. Первые спектакли совпали со страшным стихийным бедствием, каковым в Москве становится каждый снегопад, и я, как многие (многие!) зрители, подъехал только к антракту. Дорога к театру заняла по московским дорогам около трех часов... Но за всё, что касается второго действия, могу отвечать. А поскольку я не хочу никого обидеть, скажу так: в соответствии с презумпцией невиновности первая половина спектакля наверняка была хороша. Вторая, которую я видел, мне совсем не понравилась.
Первая причина. Совершенно очевидно, что лавры Табакова не дают его коллегам спать спокойно. После успеха поставленного Евгением Писаревым «Конька-Горбунка», все по примеру МХТ рванули ставить спектакли «для семейного просмотра». Вернее, ставят они, как и прежде ставили, но говорят, что спектакль у них получился заводной, веселый, «для семейного просмотра». Дело, конечно, не в деньгах, которых у одних (и вчера) больше, у других – меньше. Дело – в выдумке, в фантазии, вернее даже – в осмысленности «семейной направленности». В «Коньке-Горбунке» же не только дорогие костюмы и возможности мхатовской сцены, каких ни у кого больше в Москве нет. Там, например, стихи заказали Алексею Кортневу. И теперь дети смеются и радуются, а взрослые – сидят и, как в сказках говорится, на ус наматывают. Дети в восторге от вырастающей на глазах Рыбы-кит (это, надо понимать, срабатывает отремонтированная нижняя машинерия мхатовского хозяйства), взрослые – от того, что происходящее в подводном царстве стилизовано под┘ сперва кажется, будто бы это какая-то блат-хата, потом, что подводное царство больше похоже на какую-то этническую резервацию наподобие Молдаванки, тем более что рыжеволосая и пышнотелая Щука (Мария Сокова) напоминает Двойру из пьесы Бабеля «Закат». Выйдя из театра, хочется поделиться с друзьями-товарищами откровениями Царя-Батюшки: «Мне часто снится: я иду в народ┘ Иду, иду, а улица пустая┘» Или: «Цари ведь не уходят просто так,/ Они уходят лишь на повышение». Или: «Ну теперь мы заживем/ Под царем да под конем:/ Где один не совладает,/ Там управятся вдвоем». Замечательные стихи сочинил Кортнев.
«Семейность» в Театре Гоголя – это школьники, которых привели «на Гоголя» целыми классами (чувствуется, что на писателя-юбиляра имеется и план, и, несмотря на то что каждый месяц прибавка идет – как минимум два-три спектакля чистого веса! – все-таки голод еще не утолен). И вот они смотрят. Чуть ли не каждый новый гость, который заявляется к Солохе, первым делом задирает ей юбку до пупа, бросает ее или прямо на пол, или же набрасывается на нее прямо в стоячем положении, и совершает довольно определенные ритмичные телодвижения. Дети рады: до сих пор в театре им ничего такого не показывали. А тут Сергей Яшин, режиссер-постановщик, решил, что пора. Ну, правда, чего там по подворотням слюнявить размытые картинки, в интернете рыскать?.. Смотрите, как Гоголь наозорничал. Или там подружки поют Оксане, давая ей дельные советы: «Надо дать ему (пауза!) себя поцеловать... Надо дать ему (пауза!) себя поцеловать...» Уже после второго раза в зале понимают, о чем поют гарные дивчины, но те не унимаются. Еще поют. Жанр такой, музыкальная феерия называется.
Стихи, не к «Ночи...» будь помянута, написала Елена Исаева. Она – замечательный драматург, но стихи у нее, особенно куплеты, которые поют в спектакле, – дистиллированные, я бы даже сказал, бесполые, то есть сильно противоречащие бравурно-игривому действию. Единственное, мне кажется, Исаева несколько иронизировала над нынешней актуальностью приезда запорожцев к русской царицей, а в спектакле эти строчки – про единственное желание их с Россией вместе быть – звучат с чувством, с толком, с расстановкой, всерьез. Запорожцы выстраиваются в шеренгу на авансцене... Но молодые актеры – и пафосом, и отчасти внешне, не очень мужественным видом – больше похожи в этот момент на хор Турецкого... Тоже, конечно, смешно, но явно против воли авторов.
Справедливости ради надо и в том, что ругаешь, найти положительные стороны. Полет с Чертом в Петербург красиво сделан: сверху спускается наклонное зеркало, на сцене разворачивается черная с золотыми звездами ткань, ее вверх и вниз тусят, и на этом фоне передвигаются Вакула с Чертом. Жаль только, после того зеркало так и остается висеть и обнаруживает всю сценическую кухню (скажем, когда из бочек должны выбираться спрятанные там Солохой односельчане, видно, как они выходят из-за кулис и по очереди готовятся к неожиданному появлению на сцене). Да и потом в какую-то минуту вспоминаешь, как с таким же наклонным зеркалом работал в своем спектакле Робер Лепаж, и понимаешь, как мало «выжимают» из него в Театре Гоголя. Вообще как только в сюжете возникает что-то сложное, превращение какое-нибудь или иное волшебство, театр пасует. Смотреть же на то, как из рук в руки актеры перебрасывают игрушечный домик с куклой в нем, пузатым Пацюком, и рассказывают при этом, как галушки сами прыгают ему в рот, совсем неинтересно.
