Эпигон или наследник?

После ухода Анатолия Васильева с поста художественного руководителя созданной им "Школы драматического искусства" и после его отъезда театр очень полюбил говорить о самом себе. "Смерть дикого воина" - совместный проект Школы и ансамбля "Opus Posth" под руководством Татьяны Гринденко - стал уже пятым по счету спектаклем, в котором театр печалуется о собственной судьбе. До этого были "Торги" Дмитрия Крымова, "малоРоссийские песни" Александра Огарева, "Кориолан" и "Каменный ангел" Игоря Яцко.

Объединенные одной темой, спектакли были исполнены совершенно по-разному и уж точно в манере, отличной от той, которую исповедовал сам Анатолий Васильев. "Торги", текст которых целиком составлен из цитат произведений Чехова и, конечно, прежде всего из "Вишневого сада", был спектаклем о потере дома, типично крымовским - мягким, переливающимся, говорящим на языке образов. Александр Огарев, не гнушающийся водевильной поденщиной в бульварных театрах (вроде недавнего "Дамского портного" в Театре им. Пушкина), поставил "малоРоссийские песни" и как признание в любви Учителю и его школе (из текста спектакля можно вычитать историю театра, в спектакль включено интервью Анатолия Васильева, актеры проговаривают тексты в фирменной васильевской манере), и как спор с учителем (обращение не к классическим, а современным текстам, не целостность, а монтажность спектакля). Игорь Яцко - самый преданный ученик - сначала сравнил Анатолия Васильева с Кориоланом, изгнанным из Рима за то, что не пожелал показать плебсу боевые раны, а потом судьбу всего театра - с судьбой никогда до того не ставившейся пьесы Марины Цветаевой "Каменный ангел". Дело в том, что по первоначальному проекту зал "Глобус" должен быть увенчан фигурой трубящего ангела - эмблемой театра. Эмблема была заказана, отлита, но не выкуплена - опять же из-за проблем, обрушившихся на ШДИ. Игорь Яцко предложил постоянному соавтору Анатолия Васильева Игорю Попову взять на себя функции художника спектакля - так ангел, которому предназначалось место на крыше, стал действующим. Но васильевской гармонии, баланса между внутренним напряжением и внешней отстраненностью актерского существования, добиться не удавалось ни там, ни там: если в "Кориолане" даже проходные сцены проживались на пике, то "Каменный ангел", наоборот, получился холодным, бесстрастным.

В "Смерти дикого воина", продолжающей этот тематический ряд, налицо попытка максимально точно воспроизвести стилистику васильевских спектаклей. На сцене зала Манеж, где зрительские места расположены амфитеатром, много действующих лиц: десять музыкантов ансамбля "Opus Posth", семеро актеров и двадцать два солиста хора. Игорь Яцко здесь не только в относительно новом для себя качестве режиссера, но и в привычном - актера. Александр Огарев, Мария Зайкова, Кирилл Гребенщиков, Ольга Баландина чеканят фразы. Звучит музыка Владимира Мартынова, который ранее с Анатолием Васильевым уже работал над "Моцартом и Сальери", "Плачем Иеремии", "Илиадой. Песнью двадцать третьей". Сценическое пространство, придуманное Игорем Поповым, - светлое и легкое, костюмы, созданные Вадимом Андреевым, - простого благородного кроя и с "ориентальщинкой".

Спектакль составлен из трех стихотворений Даниила Хармса ("Смерти дикого воина", "Песни" и "Сна двух черномазых дам") и отрывка из "Войны и мира" и повествует, по словам Владимира Мартынова, о смерти русской литературы. "Истлевание слова в тишине, конденсация тишины в некое виртуальное слово - таково пространство смерти русской литературы и ее перехода в какое-то другое качество", - пишет композитор. Надо ли говорить о том, что из смерти литературы вытекает много и всяких других смертей в стране, где культура литературоцентрична, да и сама литература - синоним культуры? Структура спектакля воспроизводит структуру песни с тремя куплетами и припевом и становится как бы надгробной песнью всему, что дорого и что утрачено. Патетика с помощью выразительных средств не возгоняется, а наоборот, приглушается. Так, фрагмент "Аустерлицкое небо" актеры почти не интонируют, но, разложенный на голоса, он звучит невероятно пронзительно. Еще один ненавязчивый, но сильный прием: исполнители хора одеты в балахоны в черно-белую тюремную полоску, с длинными рукавами, как на смирительных рубашках. Как известно, Даниил Хармс закончил дни в психушке, а по одной из версий умер в новосибирской тюремной больнице.

В самом начале спектакля заглавное стихотворение Хармса "Смерть дикого воина" Игорь Яцко читает под размеренные и - мучительные для зрителя - удары. Эта пытка звуком служит предупреждением и напоминанием о том, что и Анатолий Васильев, и Владимир Мартынов не признают искусства, где есть безучастные зрители, и пытаются вернуть искусство в пространство ритуала, превращая всех зрителей в участников. По ходу спектакля, пока актеры замирают по краям сцены, уступая сцену хору и дожидаясь своих реплик, зрители тоже сидят не шелохнувшись: перед началом всех просят вести себя максимально тихо, чтобы не разрушить хрупкий спектакль, требующий абсолютной тишины.

Завет Анатолия Васильева - возвращать искусство к ритуалу - можно исполнить, только играя непсихологический театр, театр, имеющий дело не с внутренним, а с внешним миром. Само собой, этот завет невыполним до тех пор, пока театр будет ассоциировать себя с Кориоланом, Каменным ангелом, диким воином и прочими героями своих постановок. Говоря в общем - делать спектакли о самом себе.