Екатерина Барабаш
Суровая жизнь «полевых» обитателей, былинных героев...
Кадр из фильма «Дикое поле»
Актера Олега Долина, сыгравшего главную роль, критики признали лучшим актером. Петр Луцик и Алексей Саморядов (к сожалению, давно ушедшие), получили посмертный приз «Кинотавра» за лучший сценарий. Мы уже никогда не узнаем, каким мог бы получиться этот фильм, если бы его снял тот, кто собирался, – Петр Луцик.
Наверное, когда говоришь или пишешь про фильм, надо говорить и писать про то, каким он получился, а не про то, каким бы он мог получиться. Но «Дикое поле» – отдельный случай. Тут Михаилу Калатозишвили не повезло. Хотя наверняка он сделал все что мог.
Луцик был исключительным и единственным. Его умение творить эпос – настоящий, не вымученный умственными усилиями ради непривычной, новой эстетики – ни повторить, ни сымитировать невозможно. Как режиссер Луцик снял единственный фильм – «Окраина» – один из лучших фильмов постсоветского кино. Эта картина о деревенских мужиках, отправившихся искать справедливость, и тех, кто продал их землю, сделанная в утрированной стилистике советского черно-белого кино, так и осталась недооцененной. Это был эпический сказ о богатырях, в котором многие увидели угрозу (последний кадр фильма – монументальная Москва полыхает в пожаре, затеянном правдоискателями), но такую же угрозу можно было увидеть и в русских былинах, и в «Слове о полку Игореве». Не было в нашем кино до тех пор ничего похожего. Вторым режиссерским опытом Луцика должно было стать «Дикое поле».
С 2000 года сценарий ходил из рук в руки, пока не осел у Михаила Калатозишвили и не превратился в трагическую и смешную ленту. Врач Митя (Олег Долин), выпускник городского мединститута, живет на заброшенном степном хуторе, куда не докатились, кажется, ни власть, ни достижения цивилизации, зато осталась от предков животная вера в силу – и собственную, и потустороннюю. Маленький кусок большой страны в диком поле, не видный ни из одного города.
Здесь дуют сквозные ветры, они приносят то запах цветущей степи, то бывшую невесту главного героя, то каких-то пришлых людей. Приносят – и уносят. Ни запахи, ни невесты, ни пришлые люди здесь не задерживаются. Чужие здесь не ходят, а если приходят, то несут несчастье. Приехала невеста – сказала, что выходит замуж за другого. Приехали пришлые люди – все как один полегли непонятно за что и за кого в кровавом бою. Появился на холме силуэт, долго-долго то пропадал, то вновь материализовался из пряного степного воздуха. Спустившись в хутор, силуэт оказался живым недобрым человеком, всадившим скальпель в живот главному герою. Тот самый скальпель, которым герой, врач Митя, хотел человеку помочь.
Здесь главная и единственная власть – участковый Рябов (Роман Мадянов), который любит приговаривать: «Тревожно стало в степи». И окидывает степь хозяйским глазом. Это на первый только взгляд здесь нет порядка. Просто порядок здесь – свой. Здесь умеют воскрешать из мертвых и делают это запросто, словно всю жизнь только и занимаются тем, что воскрешают. А может, и правда все время воскрешают – мы-то видим крохотный отрезок эпоса, которому если и есть край и конец, то уходит он в самую вечность.
Пропитые люди, населившие дикое поле, – богатыри, да-да, те самые, из былин или еще откуда, только без шлема и щита. Потому и беззащитны на первый взгляд, их единственная защита – земля, для которой они и есть самые корни, самая основа. Кто на ком держится – еще вопрос. Не зря ведь того персонажа, которого из мертвых воскрешают, для этого дела по пояс в землю закапывают. Пусть до утра, говорят, постоит – к утру оклемается... И правда оклемался!
В сценарии «Дикого поля» одним из полноправных героев была вечность. В фильме она вежливо уступила место актуальности. Когда врач из района Федор Абрамыч (Юрий Степанов) в ответ на Митину просьбу прислать ему лекарств и бинтов произносит короткий монолог: «Нет у меня лекарств, Дмитрий Васильевич, И, наверное, не будет. Угля не будет, бензина не будет, ничего не будет! Вот деньги, вперед за два месяца, берите, берите, денег больше тоже не будет!» – в фильме это получается очень злободневно. И когда тот же Федор Абрамыч обещает спросить у Бога, не отвернулся ли он от России, а если отвернулся, то почему не убил всех разом, – тоже примеряешь это на сегодняшний день.
Для сценаристов кусочек Дикого поля в фильме – край ойкумены, глухая околица цивилизации, где, кажется, кончается здравый смысл. Как во всей России всегда, во веки веков. А может, придет хороший человек, умный, образованный – доктор, например, – и спасет? Как жить в России и не надеяться, что кто-то спасет?
То, что такой человек появляется в фильме, – колоссальная удача для нашего кино, давным-давно лишенного положительного героя. Не бригадира Потапова, не розово-кудрявого Александра Невского, а настоящего, по-чеховски спокойного и умного, этакого доктора Дымова – наивного, как дитя, и сильного, как степной мужик. Этот герой сыгран Олегом Долиным практически безупречно. Худой, коротко стриженный человек с черными говорящими глазами. Он приходит, очевидно, для того, чтобы смешать здешнюю первобытную силу с нездешним умом. И постепенно становится таким же богатырем, врастающим в землю.
В версии Калатозишвили последняя сцена фильма, в которой раненого доктора всем миром тащат на исцеление, пропитана оптимизмом и верой. Доктора, наверное, вылечат, и он будет и дальше нести свою миссию. Но в сценарии, который Петр Луцик писал для себя, ничего похожего на оптимизм нет. Дикое поле безнадежно. Ему не нужна культура, ему не нужен интеллект. И поэтому доктор Митя обречен.
У Калатозишвили получился кусок жизни здесь и сейчас. Задуманный эпос не прошел. Режиссер сделал кино про нас. Это тоже немало.
