Инсталляция атакует

Начало ноября в Берлине прошло под знаком атаки на театр: атаковало искусство инсталляции. В спектакле Макса Шумахера Fight Club: A Chorus на помост, сооруженный на складе Штаатсопер Унтер дер Линден, выходили 6 артистов и 42 не-артиста («обслуживающего персонала») знаменитой оперы. Их движения были похожи на шаги шахматных фигур, но не простых, а таких, какие бывают в компьютере (автор программы– Хироко Танагаши).

Данный каждому индивидуальный текст сменялся хоровым зачитыванием «бегущей строки» с расположенного позади зрительских рядов экрана. Этот хор все прибывал и прибывал, и заявление в финале: «Мы не равны тем деньгам, что храним в банке» звучало очень убедительно. Неплохой производственный тренинг по повышению самооценки!

Тем временем на открывшемся в HAU фестивале под названием «Покушать или полетать» зрителей было больше, чем исполнителей. HAU – центр независимого театра, объединивший несколько лет назад три площадки, аббревиатура одной из которых – Хеббель ам Уфер – и дала название всему комплексу. В данном случае три площадки были показаны разнообразным артистам, с целью подвигнуть их к творчеству на тему «Искусство – в театр, театр – в искусство». Название же всему фестивалю дала инсталляция Антье Эманн и Харуна Фароцкого, чем-то очень похожая на Fight Club. Опять же внушительное число участников – тридцать восемь, только теперь не человек, а фильмов. Они цитируются на шести экранах. Сначала на одном появляются всполохи рекламных материалов и титры, снабженные описанием того, каким именно образом герой покончил с собой (все 38 – самоубийцы). Потом на другом – один за другим моменты открывания дверей и вхождения в комнату. Монтажные аттракционы нарастают, заполняя все большее количество экранов. На каждый из них смотришь уже «краем глаза». И «краем глаза» начинаешь констатировать, что то тот, то другой переключается на красный свет. Присмотревшись, понимаешь, что это значит – герою каюк. А вся инсталляция несется дальше.

«Вы разбираете птичку по косточкам для того, чтобы съесть ее или для того, чтобы научиться летать?» – задавали вопрос организаторы, намекая на заключенные в названии инсталляции и всего фестиваля смыслы. Съесть или просто посмотреть – птичка уже, однако, не летает (впрочем, в сопроводительном тексте Антье Эманн и Харун Фароцки утверждают, что их инсталляция – это «шанс проанализировать птичку так, чтобы без вскрытия понять, как она летает»).

Тем временем в витринах знаменитого универмага «КаДеВе» произошел «Бунт манекенов». Так называлась инсталляция французского театра «Руайль де люкс» – подарок берлинцам от фестиваля «Сезон Европа». Для ничего не подозревающего прохожего, наверняка, все выглядело именно «бунтом». Издали ничего особенного нельзя было различить: благородные тона витрины дорогого магазина, только вот один манекен упал, наверно – идет смена выставки. При приближении оказывалось, что манекен упал неспроста и неспроста из его шеи выглядывают ролики. Стекло прострелено, лицо стоящего рядом манекена искажено гневом, лица других – в тупом обомлении. Парадоксальная игра с разными степенями омертвения и иллюзии жизни. «Бунт манекенов» заставил поверить, что угроза театру со стороны искусства инсталляции вполне серьезна.

...Вы входите в театр, а на сцене идет дождь. То немножко усиливается, то немножко затихает. Если бы сотрудники HAU не заставили перед входом прочесть листовку, что, мол, «вы не сразу понимаете, что это не настоящий дождь, а кинопроекция», можно было бы действительно думать, что дождь – настоящий. А не фильм Томаса Деманда, насыщенный мыслями о том, что «симуляция – это и есть материал театра, и падающие в пустом зале капли дождя отзываются эхом аплодисментов». Но и так – хорошо... Хорошо в пустом зале отдохнуть после множества спектаклей, когда на сцене в тысячный раз люди «едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки», а всем вокруг почему-то это все еще нравится. Все-таки дождь – это намного более понятно! И просто – лучше.