Особенные гордые люди

В среду и в четверг на прошлой неделе в Малом театре сыграли премьеру пьесы Максима Горького «Дети солнца». Нельзя сказать, чтобы Горького Малый театр как-то игнорировал: в 80-ые, например, выходили спектакли «Фома Гордеев» и «Зыковы». В середине 90-х «Чудаков» поставил Александр Коршунов, который, кстати, в нынешней премьере играет слесаря Егора. И все-таки нынешний выбор режиссера спектакля Адольфа Шапиро наверняка многих удивил.

Известно, что «Дети солнца» - не первое название, на котором сошлись режиссер и театр. Выбор был долгим и оттого еще более неожиданным казалась пьеса, устроившее, то есть показавшееся одинаково интересным и известному режиссеру и театру, далекому от какой-либо суеты. Ну и Шапиро – он тоже не из тех, кто работает в публицистическом жанре. Выходит, обе стороны думали о вечном. А спектакль вышел основательным, неторопливым и при этом – очень ко времени. Не так, конечно, как сто с лишним лет назад, когда с разницей в десять дней вышли премьеру в Театре В.Ф.Комиссаржевской и в МХТ (Станиславский и Немирович-Данченко ставили его вдвоем, причем Станиславский сперва собирался еще и играть главную роль, которую потом передоверил Василию Ивановичу Качалову): тогда, как известно, в МХТ на премьере сцену холерного бунта в зале приняли за визит черносотенцев, пришлось даже занавес давать. И тем не менее: пьесу свою Горький написал, если можно так сказать, не любя русскую интеллигенцию. Чехов писал о метаниях, но – не обобщая. А в «Детях солнца» по всему выходит, что ученые эти и художники, и вся родня их – люди бессмысленные, бесцельные, трусливые. Народ спивается, гниет, а господа этого как будто не видят, им лица людей интересны в гримасе своей, поскольку эти лица пригодны для эскиза, для будущего масштабного полотна. Они – скопцы, бесплодные в философском, онтологическом, если угодно, смысле. Взрывать свои колбы попусту, печалиться, что что-то закисло, когда тут жена того гляди уйдет к художнику, - это, как говорится, пожалуйста. А помочь в производстве – когда ему предлагают реальное, промышленное дело, - это, знаете ли, увольте. Прикладная наука – не для Протасова (Василий Бочкарёв).

Ленин называл интеллигенцию г┘м нации, - вот об этом и написал, можно так сказать, свою пьесу «Дети солнца» пролетарский писатель Максим Горький.

Неприятно, конечно, но – что поделать?! – прав. Опять ведь плохо. Об этом не говорят, но ведь плохо. А интеллигенция опять молчит. А слесари, которые остались еще, - опять пьяные┘

«Дети солнца» в Малом – редкий по нынешним временам спектакль, но по духу, по настроению даже – близкий лучшим спектаклям Малого последних лет. Три часа с четвертью – по нынешним временам много, но когда заканчивается спектакль еще минут семь зал аплодирует, многие – стоя. Километры текста зал выслушивает с искренним интересом, а аплодисменты, их качество (что важно в театре!) позволяют говорить об успехе и удаче спектакля, не только отдельных ролей, - тут публика не скрывает симпатий, ко второму действию и провожая, например, и даже встречая аплодисментами Евгению Глушенко, которая играет Меланию, влюбленную в главного героя-химика.

Да тут почти все хороши, просто замечательны: Василий Бочкарев - Протасов, его сестра, сумасшедшая Лиза – Людмила Титова, его жена Елена – Светлана Аманова, художник Вагин – Глеб Подгородинский, Борис Чепурной, брат Мелании – Виктор Низовой, Егор, слесарь – Александр Коршунов, нянька Антоновна – Людмила Полякова, дворник Роман – Евгений Куршинский┘ О каждом из них можно рассказывать отдельно, говорить о характерах, непростых отношениях с другими, об истории каждого.

Это – мир. Когда говорят иногда, что в театре на сцене рождается и умирает целый мир или другая жизнь, этим словам давно уже никто не верит, поскольку этого нигде или почти нигде нет, а в «Детях солнца» эта мысль обретает смысл.

То есть вправду интересно рассказать, например, как играет здесь Бочкарев, для которого роль Протасова, надо сказать, неожиданно и любопытно продолжает тему, взятую в «Мнимом больном»: ведь в обоих случаях герои выдумывают смертельно опасный и сильно удаленный от реальности мир, но, конечно, по-разному соприкасаются с протекающей вокруг жизнью.

Как он удивляется признанию Мелании: «Это┘ так не нужно мне┘» Как искренне прячется за доморощенным эскапизмом: «Не мое дело – ходить и говорить всем, что хорошо, что нехорошо┘». Как режиссер не боится обращать монологи актеров прямо в зал – то Протасова, то Меланию он выталкивает на край сцены, «снимает» освещение до того залитой ярким солнцем площадки, чтобы свои недоумения, признания они направляли прямиком в зал. И как искренна Мелания – Евгения Глушенко, когда готова отдать себя на заклание, выстроить Протасову лабораторию, плюс еще – башню (как в те годы любили в интеллигенции эти башни!), избавить от всех забот, лишь бы жить рядом, видеть его, пускай издалека... Делится этими планами с женой Протасова. Как она смешна. Как грустна. И смертельна, и опять же бесплодна ее любовь и вся жизнь. Ему не нужно «это», и никому не нужно.

Брат – вешается, сестра Протасова – окончательно сходит с ума. Слесарь Егор натравливает на «химика» взбунтовавшихся мастеровых.

Текста и вправду много. Но много – запоминающегося.

«Что это началось? Так хорошо было┘»

Как хорошая книга, спектакль Шапиро одновременно увлекает своим собственным сюжетом, историей, и, простите, заставляет думать о жизни. Неправильно мы живем. И ничего хорошего из нашей нынешней жизни не выйдет. Можно, конечно, утешать себя тем, что это Горький толкает в эти пессимистические тупики┘ Но – не утешается что-то.