Дарья Курдюкова 2008-й – юбилейный для Эрика Булатова, Ильи Кабакова, Бориса Михайлова┘ К 70-летию Михайлова в августе открыли выставку в залах RiGroup на Винзаводе. Свою экспозицию подготовил Государственный центр современного искусства. Персоналка под названием «Бриколлаж» (если сверяться с французским – «поделки») – это 80 фото из серии «Вчерашний бутерброд» (конец 60-х – конец 70-х) плюс записанное к выставке видеоинтервью. Посвящение – 1970-е. О бутербродах и о том, с чем их едят, экспозиция рассказывает увлекательно.
При входе в зал стоит не доска, а витрина почета, она же – автобиблиография харьковского художника, живущего в Германии и чтимого далеко за их пределами: альбомы Михайлова – «Крымский снобизм», «Неоконченная диссертация» (признанная одной из лучших фотокниг мира) и еще много чего.
Борис Михайлов мастерил свой «бутерброд» нехитрым способом наложения друг на друга двух изображений. По вкусу же приготовленное – переживание в советской стране коммунального быта и подчас потаенной коммунальной мечты. Прежде всего о красоте, о нагом теле – о котором все знали, но коего тем не менее парадоксальным образом в Союзе не было. Сквозь облупившуюся штукатурку стены того, что «есть», проступает то, о чем «мечтается», – обнаженная. Важна возможность, идея «наготы». В роли солнца в закатном пейзаже оказывается женская грудь. Эта очень невинная по сегодняшним меркам эротика представляет собой цикл снов (или видений наяву) несколько зацикленного фрейдистского толка: ню как жанра не должно быть, но обнаженка мерещится сквозь самые кондовые предметы вроде весов или развешенных на веревке простыней.
Сам фотограф говорит о «культурологическом срезе времени»: с батоном копченой колбасы, который (не хуже некой заумной идеи) «витает» в воздухе. И с глазами-глазуньями, что таращатся на уплывающий в небытие предмет религиозного культа – скульптуру Христа из «Распятия». С пухлой ручкой, «наманикюренной» красным и держащей кусочек хлеба, – ручкой какой-нибудь мадам Грицацуевой. И с военным мемориалом, в небо над которым стелется красная дорожка┘ Эта реальность «тотальных» (по определению Ильи Кабакова) фотографий тотально подслушивается – так в уличном пространстве откуда ни возьмись «инсталлировалось» огромное красное ухо. А еще – поскольку страна здесь сродни большой коммуналке – быт этой реальности тотально облюбован мухами. И картинка удаляющейся по улице бабуси, где само уличное пространство засижено насекомыми, – образ, конечно, метафорический. Рядом с этими мухами организовать бы «Жизнь мух» Кабакова (которую сейчас можно увидеть на Винзаводе). А рядом с пробивающимся сквозь облака солнцем (тоже не без символических обертонов) – например, разворачивающееся в небесной воронке «Живу-вижу» Эрика Булатова.
Михайловский метод наложений демонстрирует полную иронии адекватность в игре с соцдействительностью. Как штукатурка от стены, официальная реальность всей страны отслаивается от желаемой реальности отдельных людей. Красный цвет СССР – не только для пионерского галстучка, но и для красного лака на ногтях, и для зависающей в атмосфере красной дорожки в┘ куда-то, и для мяса. Этим мясом, кстати, Михайлов обрамляет фото с каким-то пряничным Кремлем – традиции цветочных рам голландских натюрмортов переиграны в такой вот невегетарианской манере.
Двойной снимок, двойное смысловое дно, двойные стандарты жизни. Коммунистически-коммунальная жизнь, через которую угадывается индивидуальное существование. Впрочем, верно и обратное: сквозь частное проявляется общее. И если в формате фотоотпечатков осталось только одно решение, то в принципе метод «Вчерашнего бутерброда» позволяет увидеть десятки вариантов совмещения двух разных картинок.
