Третий Международный фестиваль TERRITORIЯ в разгаре. Среди множества акций, премьер, мастер-классов и проектов два спектакля («Антракт» Жозефа Наджа почти в самом начале и «Войцек» Лаборатории движения «Садари» из Южной Кореи в финале) призваны отразить одну из ведущих тем фестиваля – диалог Востока и Запада.
Впервые явившись Москве в 2000-м, хореограф из Франции Жозеф Надж стал любимцем российской столицы, дважды лауреатом «Золотой маски» за лучший зарубежный спектакль сезона, едва ли не пророком в нашем отечестве. Для сына ремесленника-венгра из югославской глубинки, ставшего руководителем Национального хореографического центра в Орлеане, изучавшего пантомиму в школах Марсо и Декру, увлекавшегося боевыми искусствами и японским буто, проблема «восток–запад» – сама судьба. А от судьбы не уйдешь.
«Календарь судьбы» (так еще называют древнюю китайскую «Книгу перемен») лег в основу представленной в Москве последней премьеры Жозефа Наджа «Антракт». Хотя кроме черепашки, ловко нарисованной на полупрозрачном экране в восемь рук четырьмя участниками спектакля, об этом мало что напоминает. Таинственные символы «Книги перемен», как известно, китайцам принесла на своем панцире из глубин реки Хуанхэ огромная черепаха. Мироощущение Наджа рождает совсем иная река – река по имени Память. Оказавшись на Западе в 23 года, получив за четверть века мировое признание, уроженец местечка Каньяза, что в области Воеводина, по-прежнему прощается с прошлым, хотя вовсе не склонен при этом смеяться.
Авторов «Антракта» Жозефа Наджа и композитора Акоша Шелевени историческими оптимистами не назовешь. На сцене четыре танцовщика (помимо самого Наджа – Иван Фатжо, Петер Гемза и Сесиль Лойе), четыре музыканта (помимо самого Шелевени – Роберт Бенко, Эрик Брошар и Жильдас Этвенар). Всех ломает не по-детски. В палитре – лишь черный, белый и кроваво-алый. Гулкие звуки, размытые изображения. Хрип контрабаса. Истошный визг духовых и струнных. Помосты и ящики, столы и кузлы. Пилы, сабли, крюки и тесаки. Удавки (Наджа водят на «поводке», а затем, повязав, уволакивают со сцены). И обязательно – зеркала. Словом, весь арсенал Наджа, каким мы знаем его уже восемь лет.
Если комбинации 64 гексаграмм «Книги перемен» раскрывают бесконечное многообразие мира, жизненных ситуаций и их развития, то набор знаков в сценическом лексиконе Наджа весьма ограничен, и частые приезды теперь, пожалуй, играют против него, демонстрируя эту ограниченность. Ломка телесная как бесполезное средство от ломки душевной. Публичное действо как тщетная попытка изжить неизбывное. Восточный символ времени и смерти, песок для Наджа – только повод и возможность расшибить себе лоб, чтобы после, корчась в конвульсивном танце, расшвыривать песчинки вокруг вместе с каплями пота. Как ни пытайся философски взглянуть на вещи, у Запада и Востока философия своя. Мы жадно ждем перемен, а потому находим лишь разочарования. Восток знает, что все меняется, и оттого несуетен и несуетлив. Охота к перемене мест – весьма мучительное свойство западного человека, даже если он родом из Восточной Европы, – рождена ощущением тотального несовершенства. Для Востока путь, как и изменчивость мира, – залог и воплощение всеобщей гармонии. Во всяком случае, так было.