The last works иллюстратора Кабакова в Пушкинском

Успешный художник Илья Кабаков меньше всего нуждается в жалости.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

В Пушкинском музее вчера прошло представление или, как это называется в художественной среде, превью инсталляции Ильи и Эмилии Кабаковых «Ворота». Собралось очень много уважаемой публики.

Но что поразило?

Огромное количество однотипных, достаточно большого размера, работ, на которых на туманном фоне нарисованы ворота. В центре одного из залов стоит, точнее, наверное сказать – инсталлирована полуоткрытая дверь, которая тоже скорее всего олицетворяет ворота. Мы все прекрасно понимаем, что для любого художника найти яркий выразительный образ или метафору своего месседжа публике – чуть ли не ключевая задача.

Вспоминается фильм Андрея Тарковского «Зеркало», когда одним словом отражалось сущностное отношение Тарковского к жизни и к своему месту в этой жизни, к своему роду.

Мне кажется, что метафора ворот – полуоткрытых, приоткрытых – является очень слабой для художника с таким именем, как у Кабакова. Это больше соответствовало бы периоду Перестройки, середине и второй половине 80-х годов, когда нашему изголодавшемуся по современному искусству обществу подобная метафора могла подсказать, что именно на путях приоткрытия России, открытия ее внешнему миру страна в состоянии обрести идентичность и познать себя именно в соотношении с достижениями в области современного искусства остального мира. Когда сейчас, через 23 года после начала Перестройки, художник несет месседж: «нужно приоткрыть дверь», то я не понимаю, кто его услышит.

Я не понимаю озабоченности художника. Неужели у нас закрыты двери? Неужели открытые двери в течение почти четверти века не позволили нам воспользоваться достижениями мирового современного искусства?

В этом проявляется либо высокомерие художника, которому кажется, что все, до чего он додумывается, может представлять художественную и общественно-политическую ценность, либо полная оторванность его представлений от того, насколько интенсивно живет духовной жизнью современное российское общество. Оно, наевшись огромного количества так называемых достижений в мире современного искусства, пытается обрести какое-то представление о своем, российском месте в процессе создания артефактов и месседжей современного искусства.

Публика, конечно, ходит, важно покачивая головами, скрестив руки на груди, демонстрируя при этом полную эмоциональную закрытость. Но первое из трех запланированных событий (а в течение ближайших дней нас ожидают еще несколько открытий – в центре современной культуры «Гараж» и на «Винзаводе»), на мой взгляд, демонстрирует второсортность как замысла, так и исполнения. Можно сказать, что это концептуально недозрелый месседж, или наоборот – перезрелый...

Впрочем, на открытии выставки выступил министр культуры Александр Авдеев, который назвал ее знаковым событием и попыткой извиниться за несправедливость в отношении художника, допущенную в советское время политиками или деятелями культуры от политики. Авдеев же, кстати, вспомнил, что Кабаков начинал как иллюстратор. И новые его работы, представленные в Пушкинском, как раз больше всего и напоминают иллюстрации к какой-нибудь сказке.

Выступили также кураторы проекта Иосиф Бакштейн и Роберт Стуруа, которые пытались объяснить значение данной выставки для России. Всегда очень грустно наблюдать, как критики перегружают те или иные произведения искусства смыслами, которых там не было изначально. Мне кажется, Кабаковы не нуждаются в такого рода жалости...

Восприятию инсталляции мешает и полное отсутствие самоиронии у авторов и у организаторов, желающих придать событию значимость за счет серьезности места, где оно проходит.

Очень характерно, что в начале экспозиции имеется информация о проекте на русском и английском языках. Если на русском написано, что это – последние работы Кабаковых, то на английском текст сформулирован жестко. Из текста следует, что это – the last works. Когда человек работает, то используется другое слово – «latest», обозначающее «последние по времени появления работы», а «last» употребляют, как правило, когда речь идет о художнике уже ушедшем или продекларировавшем завершение работы. Если это не ошибка, то концептуальный посыл: больше художник кисть в руки не возьмет и ничего рисовать не будет. Думаю, это была скорее всего ошибка переводчика, но она прозвучала оговоркой по Фрейду. Это действительно выглядит как the last works знаменитого художника.