Дарья Курдюкова За 250 лет, прошедших со дня рождения Федора Матвеева (1758–1826), он, как выяснилось, только сейчас удостоился персональной выставки. Несмотря на прижизненное признание пейзажиста (в статусе которого он первым получил большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку в Италию). Собственно, круглой дате и изданию монографии о художнике посвящена новая экспозиция нового сезона, которая в ходе формирования обросла интересными нюансами.
Московская осень, как ни парадоксально, начинается с итальянского лета. Вернее, с идеального ощущения идеального лета на идеальных пейзажах Федора Матвеева. Нельзя сказать, чтобы это не было приятно. Только там такое синее небо и, кажется, вечно зеленая листва; только там столько руин, что дух античности не покидает эти края. Более того, делает их лучшим местом для художника. Вероятно, Матвеев тоже так думал. Получив в 1778-м золотую медаль, в следующем году он отправился в Италию, где и остался на всю жизнь. Когда срок пенсионерства вышел и Академия художеств прислала средства на обратную дорогу, художник домой не поехал, а деньги постепенно исчезли. Потом уже разгневанная академия на его просьбы о финансировании возвращения отказала. Так и остался он в Италии, успев получить звание академика (за присланный в Петербург «Вид Неаполя»), а с 1819-го и пожизненный пенсион от императора.
Мероприятие серьезное, и подготовились к нему соответственно: в Третьяковке выставили около 80 работ из собрания самой галереи, Русского музея, Эрмитажа, Пушкинского музея, Художественного музея Минска, а также из региональных собраний и из двух частных коллекций (Владимира и Екатерины Семенихиных и Владимира Царенкова). От карандашных рисунков и гуашей до классицистических холстов. Что же касается зрителя, то у него в какой-то момент от всех этих кущ начинается кислородное отравление. Вернее, наоборот. Как раз воздуха-то здесь и не хватает (несмотря на старательные высветления далей). Замечательный живописец Федор Михайлович Матвеев встал в одну линейку с Семеном Щедриным и с Федором Алексеевым (чью выставку в свое время в ГТГ готовила тот же куратор – Светлана Усачева). Все они писали красивые, но пока несколько чопорные виды – будь то природа, будь то виды обеих столиц у Алексеева.
Элементы, на которые так удобно раскладываются все пейзажи Матвеева, – во-первых, непременные три плана, их прорезает дорога или река. Затем – деревья по краям картинной плоскости (они помогают образовать своего рода зрительную воронку, которая увлечет взгляд вглубь композиции), а также стаффажные полусонные крестьяне, коих без особого ущерба можно заменять на мифологические фигуры и обратно. Кое-где появляются брызги водопада и/или древние руины. Матвеев принял ветвь классицизма от Пуссена и Лоррена и за следование четким идеалам времени этим временем был любим. Другое дело, что XIX век уже потребовал чего-то более подвижного и взволнованного – это предложил Сильвестр Щедрин. У Матвеева еще, конечно, есть радость победы искусства над природой в форме собранного из узнаваемых деталей, но все же сочиненного (хотя и сложносочиненного) «вида». Само название такого вида напоминает каталожное описание: «Пейзаж с пастухами, пасущими скот» (та самая медальная работа) или «Вид Неаполя от подножия Позилиппо». Вам ясно объяснят, где, чего и сколько собираются показать. У Щедрина обращение с природой станет более свободным, появится воздушная атмосфера и ленивая нега героев – все вместе органично сложится в «пейзаж». А Матвеева постепенно начнут забывать как «устаревшего».
Сегодняшнему зрителю может быть трудно проникнуться пейзажной идиллией XVIII века. В какой-то момент он нет-нет и заскучает, хотя сама экспозиция организована очень хорошо. Отдельный акцент – графика, поскольку известна она куда меньше матвеевской живописи. И здесь легко удалось показать, как «засушивались» впечатления Матвеева от натуры: беглые карандашные этюды затвердевали в гуашах, а затем в масле. Кстати, вынесенное в заглавие «Путешествие по Италии» на деле охватывает еще Швейцарию и даже Финляндию (куда Матвеев сопровождал русских путешественников). Отдельно нужно сказать, что интерактивность Третьяковской галереи набирает обороты. С одной стороны, традиционные экскурсионные программы и слайд-шоу, где сопоставляются матвеевские виды и фотографии (более молодые, чем собственно картины) плюс фрагменты этих самых картин увеличиваются до размеров самостоятельных произведений. Эффектно. С другой стороны, и это ново, вдохновившемуся подвигами Матвеева зрителю предлагается поучаствовать в викторине и даже составить собственный идеальный пейзаж из матвеевских деталей – примерно так, как делал он сам. В конечном итоге выставка сулит сложиться в очередной вид – вид на Федора Матвеева из Третьяковской галереи.
