Афиши «Бумажного солдата» рядом с портретами Челентано. Фильм с его участием в программе кинофестиваля – сегодня.
Фото автора
Фильм Алексея Германа-младшего в этот раз русская публика ждала особенно трепетно: общая смазанная картина нынешнего венецианского конкурса, присутствие в ней фильмов, которые, не ясно как прошли частое отборочное сито, измельчание идей и замыслов – все это давало дополнительные надежды.
Если совсем коротко, то «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего – фильм о шестидесятниках. О том, как они верили в «души прекрасные порывы», как метались порой между совестью и долгом, как горели не ради славы. И как сгорели ни за грош. Главный герой картины, врач самого первого отряда космонавтов Даниил Покровский (Мераб Нинидзе), – один из немногих, кто боится отправлять живого человека в космос. Страстные монологи о прекрасном будущем, о вере в светлые идеалы и в наше космическое превосходство он перемежает мучительным несогласием с самим собой, с опасениями – а вдруг погибнет человек на орбите? По ходу дела он рвет отношения с женой Ниной (Чулпан Хаматова), пытающейся утихомирить его метания. Параллельно на Байконуре вовсю идет подготовка к полету первого человека в космос. Остались считанные дни. Еще неясно, кто полетит, в маленьком отряде космонавтов – свои непростые отношения. Прорыв великой советской державы в космические дали происходит в глухой казахской степи, где только грязь, лужи, холод, бабы с пустыми ведрами, наспех сколоченные бараки. 12 апреля 1961 года из всей этой грязи руками выталкивают черную «Чайку», которая увозит Гагарина на космодром, и в один из ключевых для истории человечества моментов – взлета ракеты – главный герой умирает от сердечного приступа.
Потому что, как поется в песне Окуджавы (ее по ходу действия не раз поют герои), «ведь был солдат бумажный». Бумажного солдатика век недолог, жизнь его бестолкова, а смерть – не трагедия. На несколько минут в самом конце фильма мы перенесемся на десять лет вперед, в 1971-й, чтобы увидеть: главный герой и жил, и сгорел напрасно. Все, во что он верил, рухнуло, не успев толком родиться.
Наверное, эту картину можно было бы расценить как реверанс в сторону шестидесятников, как прощание с уходящим постепенно поколением. Это поколение запускало ракеты и слушало на прокуренных кухнях под водку «Голос Америки», верило в новую оттепель и умирало, не дождавшись. Режиссер, кажется, не успел разобраться ни в своем отношении к героям, ни в самих героях. Противоречивость главного героя доведена до абсурда, его монологи в стиле чеховского дяди Вани (по ходу дела герои то и дело вспоминают Чехова) раздражают все больше и больше, и наступает момент, когда недоумение становится главной эмоцией зрителя. Мы здесь затем, чтобы вместе с режиссером посмеяться над этими нелепыми людьми и их ничтожными терзаниями? Но ведь эти люди в отличие от часто поминаемых тут ленивых и никчемных чеховских персонажей действительно запускали спутники и ракеты, не говоря уже о вещах менее значимых. И как разберешься – страна виновата в трагедии этих людей или эти люди виноваты в трагедии страны?
Герман-младший путается сам и путает других. Он мечется почище главного героя, пытаясь понять, во имя чего снимает свое кино. И от этого фильм все время словно вертится подобно флюгеру по ветру сиюминутного настроения режиссера. Герман хочет сказать сразу очень много, но, как и бывает в таких случаях, получается лишь не очень внятная скороговорка. Метафорам здесь тесно (чего стоит сцена, где жена героя попадает случайно вместо космодрома в лагерь жен изменников родины, откуда военные пытаются отправить на свободу засидевшихся жен изменников, а те не хотят), случайные персонажи случайны в самом прямом смысле слова. Наступает момент, когда искусственность конструкции становится настолько очевидной, что ни погибший во цвете лет герой, ни его страдающая жена, да и никто из мельтешащих на экране персонажей не вызывают ни малейшего сочувствия.
Сняв предыдущий свой фильм, «Гарпастум» (тоже участвовавший в Венецианском конкурсе), Алексей Герман-младший оказался на распутье. Кто-то кого-то должен был победить – либо он должен был одолеть тягу к неумеренному эстетству, либо она его. Пока счет не в пользу режиссера. Бывают, скажем, хирурги от Бога. Но один посвящает свою жизнь спасению людей, другой – пластическим операциям. Второе не плохо, но не обязательно.
Этот момент необязательности в нынешнем году задает тон всему Венецианскому фестивалю. Режиссеры выхватывают из контекста времени чью-то судьбу и начинают так и этак мусолить ее своими изящными нервными пальцами. Даже столпы мирового кинематографа тускнеют от недостатка идей и чувств, сосредоточив все внимание на арматуре. На которой – увы – ничего не держится. Великий иранец Аббас Киаростами, художник, которому подвластны все жанры, который способен был любую мысль перенести на экран в виде точного образа, представил в Венеции (во внеконкурсной программе) фильм «Ширин», снятый по принципу отражения. Обратного перевода, так сказать. Он собрал всех известных иранских актрис-красавиц и пустил камеру следить за их лицами. Актрисы смотрят кино, экранизацию поэмы Низами, а мы смотрим на то, как они смотрят. Полтора часа крупных планов. Эстетическое удовольствие бесспорное, лица красивые и одухотворенные. Но от этой красоты становится почему-то тоскливо, словно ее выкатили, как тяжелую артиллерию, прикрыть ослабевшие позиции кинематографа.
И не знаешь: печалиться или радоваться тому, что на этом фоне российский фильм оказался далеко не худшим?
Венеция