Дарья Курдюкова В будущем году стукнет (в духе его шумной индустриальной эстетики) 100 лет футуризму. Чествовать собираются масштабно: в Италии, Франции┘ И хотя отмечать заранее вроде не принято, но Пушкинский музей начал поздравления одним из первых. К тому же, по словам директора ГМИИ Ирины Антоновой, для самого музея проект «Футуризм - радикальная революция. Россия - Италия» стал одним из крупнейших за последние годы. В нем задействовано около 30 музеев и частных собраний из России, Италии, США, Швейцарии и Израиля.
Все завертелось 20 февраля 1909 года: на страницах «Figaro» Филиппо Томмазо Маринетти выступил с первым манифестом, уже 3 марта он был оглашен в Турине. Построение нового, с прицелом в будущее общества мыслилось на основе разрыва с прошлым. Методами войны как «гигиены мира». И, что бы ни значило несколько тавтологическое «радикальная революция» из названия новой выставки, но бунтарство было у футуризма в крови.
Возвращаясь к началу: все действительно завертелось. Прежде всего, завертелась в новом ритме жизнь - с кинематографом (подарившим движение фотографии), с телеграфом (обеспечившим движение слову), с телефоном и аэропланом┘ Искусство - в первую очередь, поэзия и живопись, к которым подключились скульптура, архитектура и музыка - тоже завертелось в безудержной жажде движения. В будущее, вверх, во все стороны. Стремясь зафиксировать фазы времени и разложить их в пространстве. Город, пульс урбанистики и то, из чего он складывается: свет, звук, скорость. Объединение одного с другим. Движение, которое увидеть возможно, и даже то, которое, кажется, нельзя.
Хотя футуризм отметился во Франции, Германии и США, но основательнее всего он проявил себя в Италии и в России. Сейчас 2008-й и вторая встреча итальянских и российских футуристов. Первая прошла в Риме аж в 1914-м. Впрочем, и между этими футуризмами были различия - что и стремится продемонстрировать новая экспозиция. С одной стороны, Италия. Помимо Маринетти главные действующие лица - Джино Северини, Умберто Боччони, Карло Карра, Джакомо Балла, Луиджи Руссоло. Сами действия - на тему движения лунного света, движения балерины с попугаем, движения трамвая или движения эмоций: Джакомо Балла запускает стенка на стенку колючий угловатый пессимизм и сглаживающий все углы, «дуговатый» оптимизм. Если вдуматься - так и есть: один все заостряет и доводит буквально до крайности, другой этих крайностей старательно избегает. Вот еще один вариант движения - скульптурный «Непрерывный профиль» Ренато Бертелли. Поначалу напоминает горшок на гончарном круге - это в фас. А если посмотреть правильно, в профиль, вырисовывается нос. Или - хрестоматийно известное движение бронзовых мышц в «Уникальных формах непрерывности в пространстве» Умберто Боччони. Как видно на чертежах, архитектура устремлена ввысь, к заоблачным высотам того самого futurизма. И странное дело, отчасти это было футуристическим пророчеством, которое мы лишь недавно догнали. Нет-нет, высотки знали уже в конце XIX - начале XX-го, но эти представленные на выставке рисунки-чертежи с внешними лифтами, с туннелями - напоминают именно современные небоскребы.
В России - свои особенности. Итальянский футуризм завоевал движение, преодолев граненый, но застылый кубизм; а у нас сложилось так, что кубизм и футуризм как-то навечно остались вместе, органично переходящими один в другой и неразделимыми в кубофутуризме. Может, дело отчасти в том, что все эти иностранные веяния завозились сюда, независимо от последовательности их возникновения, обучавшимися в Европе нашими художниками. И российская картинка несколько иная. Разумеется, «расчлененкой» движения увлекались и у нас. Из привезенного на выставку - и «Пейзаж с поездом» Натальи Гончаровой, и «Пробегающий пейзаж» (оригинальная постановка вопроса!) Ивана Клюна, и даже коллаж Владимира Маяковского «Рулетка». Время умножается на пространство, фиксация фаз движения - стержень эстетики. Но в общем, отечественный вариант мягче. Итальянские и парижские виды Экстер, женский портрет Лентулова, музыканты Шевченко и гостиница Малевича - формы хотя и граненые, но скорее на манер кубизма, без неистовой скорости футуристов, и даже проникнутые некоторым лиризмом. Более агрессивна на футуристический лад - поэзия с ее «Заумной Гнигой» и «Пощечиной общественному вкусу» - все это тоже привлечено на выставку. Другое принципиальное отличие - феномен «амазонок авангарда», активно проявивших себя в русском искусстве женщин, в то время как итальянцы их роль настойчиво отрицали. Наконец, еще одна особенность - образцы лучизма Михаила Ларионова - живописи, в которой футуризм предельно сосредоточился на энергии движения и вплотную приблизился к абстракции.
Новая экспозиция - обстоятельная и с обилием пояснительных текстов - кажется, претендует на «исчерпывающий» ответ по вопросу итальянско-русского футуризма. Об этом же говорит и название. Зрелищности выставке добавил показанный на открытии футуристический танцевальный перформанс Пьера Паоло Косса с соответствующим музыкальным оформлением и костюмами актеров. Кроме того, оформлявший выставку Борис Мессерер, чтобы как-то замаскировать слишком традиционные мраморные музейные стены, закрыл их футуристическими полотнищами, а на лестнице положил белую дорожку с надписями. Правда, в залах и на галерее все осталось по-прежнему. Кроме того, открылась и небольшая выставка футуристической фотографии - с поисками новой композиции и движения, преображающих предметы; с кривлянием в кадре в знак протеста против традиционной студийной съемки и «парадного» статичного портрета┘
В общем, показали много и с разных сторон. Но все же┘ Все же остались вопросы. Большинство вещей с итальянской стороны дал Музей современного искусства Тренто и Роверето. От крупных музейных собраний представлены Муниципальное собрание современного искусства Милана, Национальная галерея современного искусства Рима и нью-йоркский Музей современного искусства - но, к сожалению, их работ немного. В итоге - программные Балла, Боччони, Карра, Руссоло, Северини оказались «разбавлены» другими итальянцами, тоже футуристами, но не основоположниками и не первого ряда. А это важно, учитывая, что сопоставляются два национальных варианта художественного течения - от прародителей-итальянцев к нам. Есть вопросы и по выбору произведений: скажем, в Белом зале зрителя встречает «Портрет Софии Поповой» 1906-го работы Умберто Боччони - еще вполне традиционный и совсем не футуристический. Почему он появился - в качестве истоков (тогда отчего один) или потому что это еще одно произведение значимого Боччони? Итальянским архитектурным чертежам со стороны России ответа не последовало - нет так нет, это не упрек, но, по-моему, их вполне органично можно было бы сравнить с архитектурными утопиями и чертежами наших конструктивистов, в конце концов, с архитектонами того же Малевича.
И все же, показ футуризма - действительно важное в выставочной программе ГМИИ событие. Экспозиция объединила много значимых произведений от живописи и скульптуры до поэтических книг и архивных документов. К тому же, этот выставочный проект вполне футуристично обошелся с революционерами прошлого, предлагавшими уничтожить «музейные склепы». Спустя сто лет на футуристов надели-таки смирительную музейную рубашку.
