Честное слово Шнура

Конкурсный фильм – «Живи и помни» Александра Прошкина – вопреки давним правилам открывал фестиваль, но будни здесь начались как раз в воскресенье. Первые два фильма – «Четыре возраста любви» Сергея Мокрицкого и «Новая земля» Александра Мельника мгновенно вызвали душевный подъем от мысли, что снимать теперь можно все и всем, и душевный же спад, вызванный вопросом: «А нужно ли?»

Четыре новеллы, собранные Сергеем Мокрицким под одной крышей, посвящены любви. Ее странностям. Ее превратностям. Ее всепобеждающей силе. Надо сказать, очень красиво. То подростки бредут по осеннему лесу в поисках железнодорожной станции, и девочка лихо убивает напавшего на ее друга бандита. То Лия Ахеджакова с Игорем Ясуловичем разыгрывают историю старосветских помещиков в условиях современного мегаполиса.

Этот бы фильм да лет 10–15 назад – не только зритель, но и любой специалист в области кино стал искать бы руками на голове шляпу, чтобы тут же ее снять перед изяществом режиссерского решения. Нынче же снимать не хочется ничего – так и слышишь чмокающий звук, с которым авторы высасывают из пальца весь фильм от начала до конца.

Впрочем, кино это вполне невинное, не претендующее ни на глобальные обобщения, ни на откровения по части устройства мироздания. Авторы другого конкурсного фильма – «Новой земли» Александра Мельника – так безудержно захотели крови, что к середине просмотра чуть ли не весь зал в страхе бежал. Замечательная мысль – показать на экране нравоучительную антиутопию, в которой две сотни зэков-убийц выбрасываются на остров в районе полярного круга и оставляются там без присмотра, но с едой и одеждой. Надо ли сомневаться, что маленькое государство на берегу Северного Ледовитого начинает с неистовых безобразий, а кончает почти полным самоуничтожением. На протяжении двух с половиной часов главный герой, убийца шести авиадиспетчеров, повинных (а может, и не повинных) в гибели его жены и двоих детей в исполнении Константина Лавроненко, борется с образовавшейся на острове мафией. Мафия под руководством страшного бритого человека по прозвищу Обезьян каждый день сообща убивает, зажаривает и съедает на обед одного из зэков. Делают они это очень подробно, по ходу дела пуская кровь всем, кто попадается под руку. Потом обгладывают несчастного, предварительно зажарив его на вертеле. Герой Лавроненко есть людей не хочет, он разгуливает по ближайшим торосам в поисках рыбы, а не найдя во льдах рыбы, ест гагар.

Вообще присутствие на экране нового мачо нашего кино – Константина Лавроненко – сразу настораживает. Молчаливый и одинаковый, он всегда знаменует тяжеловесную многозначительность, быстро оказывающуюся обманкой. Ну хоть бы дали ему сыграть что-нибудь всерьез, а то эксплуатация его фактурной внешности и тяжелого многозначительного взгляда уже поставлена в отечественном кино на конвейер. Но в конце концов – каждому свое. Печально другое – когда зрителей держат за дураков: мы, мол, сейчас вам покажем настоящую прозорливость настоящего художника, предречем, научим, объясним, растолкуем, предостережем. Дорогие Оруэллы, придумайте сначала, что сказать-то хотите, а потом пугайте.

Учитесь хотя бы у Сергея Шнурова. Он всегда знает, что сказать. Прошлой ночью Сергей Соловьев посредством Шнура отмечал 20-летие фильма «Асса». На один час кинотавровский пляж превратился в крохотный, но выдающийся по количеству децибелов стадион, скандирующий слова новой шнуровской песни. Музыкант попросил подпевать ему его новую песню, пообещав, что слов мало и запомнить их легко. Не обманул. Слово в его песне было практически одно-единственное, честное и очень короткое – всего-то три буквы┘

Сочи